– Садись, посиди со мной.
Я делаю, как мне велят, все еще стараясь разобраться, в каком он настроении, и только потом открывать рот.
– Я всегда хотел сына, – говорит он, и это звучит ударом под дых. – Ты знала об этом?
– Нет.
Я изо всех сил пытаюсь, чтобы мой голос звучал ровно. Я вру. В душе я всегда это знала. А как иначе? Но слышать, как он об этом говорит! Не ожидала, что будет так больно.
– А вместо него появилась ты.
Он смотрит на меня разочарованно. Может, он ждет от меня извинений за то, что я родилась не того пола? Не дождется.
– Я бы знал, что сделать с мальчишкой. Но с тобой…
Он протягивает руку, берет яблоко и вытирает о рукав.
– Возможно, я ошибался, воспитывая тебя так, как воспитал бы сына. Но я знаю лишь один способ вырастить Гадюку. Тот, которым растил меня мой отец. Тот, которым его отец растил его. Наверное, ты считаешь, что у меня слишком тяжелая рука, но дело в том, Марианна, что так уж я устроен. Все, что я делал с тобой, проделывали со мной.
Никогда не слышала, чтобы он вспоминал о своем отце. Никогда. Про деда до меня доходили разве что слухи о его жестокости.
– Так почему же, – продолжает он, рассматривая сверкающие бока яблока, – я не вижу в тебе себя?
Мы с отцом не похожи друг на друга, гены моей матери оказались сильнее. Он высокий, я мелкая. Он светлокожий, я смуглая. Но я понимаю, что его речь не об этом. И все равно молчу, не веря в то, что могу подобрать правильные слова.
– Ты сердишься на меня, – говорит он.
Его задумчивое настроение, смена темы, внезапная проницательность – все в этом разговоре сбивает меня с толку.
– Ты сердишься, потому что я устроил твою свадьбу с Торином. Однако у меня не складывалось впечатления, будто тебе так уж хочется стать после меня капитаном нашего корабля. Я ошибался?
Он разрезает яблоко карманным ножом и предлагает мне дольку. Когда я отказываюсь, он вручает ее Коготку, который проглатывает угощение одним махом.
Мне предстоит нарушить молчание, убедить его в том, что он успешно вырастил дочь, которая так же сильна, как и сын.
– Ты прав. Я совершенно не горю желанием выходить замуж за чужака, – говорю я, старательно подбирая слова. – Но ты ошибаешься, если думаешь, будто мне не хочется унаследовать корабль.
Роль Гадюки всегда переходила из поколения в поколение, и традиция эта может быть прервана лишь тем, кто победит капитана в бою. Наша преемственность длится без перерывов вот уже две сотни лет, и, хотя я даже представить себе не могу, как это – руководить и наводить на всех ужас, мне не хочется быть слабым звеном, не хочется подвести острова.
– Твое пребывание во дворце могло бы оказаться весьма выгодным. Ты будешь посвящена во все тамошние разговоры.
Я поднимаю бровь.
– Хочешь, чтобы я на тебя шпионила?
– Марианна, я хочу, чтобы ты была полезна. Это будет твоим первым заданием в качестве официального члена экипажа, и я полагал, что оно тебе понравится, – ты ведь всегда давала понять, что мечтаешь проводить время на суше. Твое постоянное стремление сопровождать нас при выходе на берег не осталось незамеченным. Таким образом мы все получим то, к чему стремимся.
– Я думала, мы следуем приказам короля, а не шпионим за ним, – говорю я в нерешительности.
И говорю неправильно. Он хватает блюдо и запускает им в стену, разбивая на мелкие кусочки. Он в ярости.
– Ты моя дочь. И будешь делать то, что скажу я .
Я думаю о том мертвеце, которого видела накануне и который, вне всяких сомнений, представлял королевский флот, и больше всего мне хочется, чтобы отец был со мной сейчас откровенен.
– Ты ничего не хочешь рассказать мне насчет короля? Ты ведь знаешь, что можешь мне доверять.
Он рассматривает меня с откровенным презрением, и хотя сердце у меня в груди бьется, оно уже надтреснуто.
– И тем не менее ты не в состоянии выполнить ни одного моего задания. Заявляешь, будто хочешь быть моей наследницей, а живешь в мечтах, девочка. Думаешь, у Гадюки руки могут оставаться чистыми, не запачканными кровью? Я вижу в тебе только слабость, неспособность делать необходимое.