Расставаясь, Николаев, затаив дыхание от волнения, пригласил Алину на свидание. Та ответила положительно. Он достал два билета на столичных гастролеров и они пошли в театр. Алина распахнутыми глазами взирала на известных по фильмам артистов, а Николаев смотрел на девичий профиль и страдал от близости счастья.
На следующее свидание они отправились в кино. Потом в консерваторию. Потом снова в кино. Пролетела осень, завьюжила зима. Под Новый год Николаев решился, наконец, признаться в любви. И признался. Алина выслушала внимательно его запинающуюся речь и поцеловала в щечку. Николаев чуть не умер. До этого-то они только за ручку ходили. Алина скромно опустила голову, и он на всю жизнь запомнил два смешных рогалика из волос на ее темечке.
В феврале поехали в лес, кататься на лыжах. Там, на лыжне, валяясь по уши в снегу, с перепутанными палками они впервые всерьез поцеловались. У Алины шапка с пумпоном сползала на глаза, она поправляла ее рукой в варежке и смотрела на Николаева, как ему тогда казалось, с нежностью и интригующим женским задором — чего он в ней никогда до этого не замечал.
Весной он предложил ей расписаться и она согласилась. Сергей Валерианович благословил их брак не думая. А чего тут, спрашивается, думать, когда у жениха своя квартира, престижная должность и голова на месте? Отец имел на дочь огромнейшее влияние и если не заставил ее идти замуж силой, то точно промыл мозги на предмет целесообразности их с Николаевым союза. Свадьбу решили сыграть в июле, когда Алина защитит диплом и выпустится из института.
Летом же, в день регистрации, наведенный отцом морок спал с глаз дочери. Она взяла и сбежала... Особой любви-то с ее стороны к себе Николаев не замечал, как он теперь понял, прокручивая в голове события последнего года. Отстраненность ее он принимал за скромность, холодность за хорошее воспитание, и как же заблуждался! Какой обман! Какие коварные существа эти женщины! Это он, как дурак, все это время летал на крыльях, а она шла по расчету. Но не выдержала. Может, совесть заела. А может этот Валик, будь ему трижды пусто, замуж позвал. В любом случае, лучше так, чем портить друг другу жизнь, а потом в итоге все равно разойтись и делить детей и имущество. Так здраво рассудил Николаев, но это здравое рассуждение его не только не успокоило, а еще больше расстроило. На душе у него было так пакостно, что хоть вешайся или в реке топись.
Прошатавшись по городу добрых два часа, Николаев вернулся к своему дому. К дому, куда еще утром он планировал вернуться не один и в котором хотел разделить недавно купленную двуспальную кровать со своей любимой женой. Еле переставляя ноги, он добрался до площадки между вторым и третьим этажами и застыл как вкопанный, уставившись на сидящую возле его двери на старом журнале «Крестьянка», положенном на бетонный пол, Алину. Прислонившись головой к стене и скрестив ноги в старых синих кедах, она дремала. На коленях ее, прикрытых коротеньким ситцевым сарафанчиком, лежала фата.
Николаев тихонько поднялся по ступенькам и сел рядышком. Не выдержал и дотронулся до ее щеки, убирая прядку волос, выпавшую из праздничной прически. От прикосновения Алина вздрогнула, распахнула глаза, сонно уставилась на Николаева.
- Тимо-оша... - пропела ласково и перекатилась от стены на его плечо, умостила голову и замерла, - Тимо-оша...
Николаев напрягся. Алина почуяла его каменную неприступность и проснулась окончательно. Отстранилась, виновато вглядываясь в его лицо.
- Давно сидишь? - спросил Николаев.
- А сколько сейчас времени?
Николаев посмотрел на циферблат наручных часов:
- Два с четвертью.
- Часа три, значит. - ответила Алина. - Я думала тебя застать, а ты уже уехал.
- Зачем?
- Что - зачем?
- Зачем ты хотела меня застать?
- Ну понятно же - чтобы ты к нам домой не ехал. Прости меня, пожалуйста. Папка, наверное, рвет и мечет?
- Не могу его за это осуждать.
- Ты сердишься на меня?
- Нет. - поспешно сказал Николаев и с удивлением почувствовал, что и правда — не сердится. Больно, а не сердится. Укорил: - Зачем же сбегать вот так, в самый последний момент? Ведь можно было сказать раньше, что не хочешь свадьбы. Родители твои...
- Ругаются?
- Переживают.
- Ничего, переживут.
Николаев оглядел площадку.