Она встала, прошлась, немного прихрамывая, косясь на него со злостью. «Ага, — подумал Турецкий, — если женщина сердится, то она не только не права, но и понимает это».
— Может, вернемся на дорогу?
— Да иди ты! — огрызнулась она. — Не дрейфь, Турецкий, шуруй за мной.
Он крупно пожалел, что не настоял на своем. В последующие полчаса он познал практически все прелести путешествия по пересеченной лесистой местности. Для начала они вдосталь извозились в крапиве, заросли которой сплошным бастионом окружали лесок. Валюша пищала, но терпела, яростно чесала волдыри от ожогов.
— Крапива ерунда, — бормотала она, — крапива даже полезна. Вот где-то в Юго-Восточной Азии, если верить телевизору, крапива так крапива. Лапортея называется. Дети умирают пачками от ее ожогов. А взрослые падают в обморок, а потом месяцами болеют.
Пришлось вооружиться увесистой жердиной и с ее помощью сшибать жгучие метелки, чтобы проделать тропу в зарослях. Несколько раз они погружались в неглубокие, но хорошо заваленные буреломом овраги, преодолевая которые, имели хорошую возможность окончательно доломать ноги. То стеной вставал кустарник, и Валюша, не смущаясь, садилась на корточки и пробиралась под ним, виляя попой, а ему приходилось продираться в полный рост, ругаясь «последними» литературными словами, и при этом как-то не умудриться потерять сумку. То снова вставали баррикады бурелома, то вскрывались под ногами замаскированные ловушки. Валюша наткнулась мордашкой на гигантскую, почти сказочную паутину, принялась, стеная и подпрыгивая, отдирать ее от лица, что окончательно лишило ее сил.
— Не понимаю, — жаловалась она, — почему паук сам не прилипает к своей паутине.
— Очень просто, Валюша, — объяснял Турецкий, — радиальные нити паутины не липкие, липкие только концентрические нити. Именно поэтому паук к паутине и не приклеивается.
— Боже, какие сложности…
У следующей паутины она сделала остановку, принялась ее ощупывать, пока ей на голову не свалился хозяин «поимочного» устройства, и Валюша с воплем не убежала.
Злорадствовал Турецкий не долго. Лес благополучно заканчивался, они брели по густому папоротнику. Буквально на опушке им дорогу пересекла бойкая речушка, заваленная элементами отжившей флоры. Он в растерянности остановился на берегу. Самым разумным было бы спуститься пониже по течению, где русло сужалось, и найти приличную переправу. Но Валюша перескочила речушку, прыгая с деревца на деревце, и ему, чтобы не стать объектом новых насмешек, пришлось повторять ее путь. В итоге он свалился в воду, зачерпнул сапогом, промочил штаны, а когда выбирался на берег, забуксовал в илистом дне и свалился носом в воду.
— Ну что, умираем? — прыгала вокруг него Валюша, не сдерживая смеха. — Не быть тебе, Турецкий, лесником и следопытом. Ты как? Держишься? Принести что-нибудь сухое и мягкое?
— Принеси что-нибудь мокрое и крепкое, — ворчал он, выбираясь на сухое. Чертыхаясь, стягивал с себя сапоги, разложил на пригорке стельки, подставил солнцу мокрые фрагменты одежды. — Все, Валюша, дальше не пойдем, пока не высохну. Перекур. Отлично мы с тобой срезали.
— Можно подумать, это я виновата, — возмутилась она. — Подумаешь, ножки промочил. «Повесть о настоящем человеке», блин. Не отрежут. Ладно, отдыхай.
Она продолжала свои взаимоотношения с пауками, а он сидел на пригорке, греясь в солнечных лучах, украдкой наблюдал за девчонкой, возящейся на опушке. Положительно, это была не совсем та Валюша, которую он встретил впервые на квартире Латыпиных. Появлялись в характеристике несколько отличные, хотя и не всегда положительные моменты. Вскоре ей надоело изучать дикую природу, она вернулась, села рядом, вытянула ноги. Он достал из сумки банку сайры, вскрыл ее консервным ножом, вынул из зачехленного набора ложку, сунул Валюше.
— На, перекуси. С тобой, я чувствую, мы еще не скоро доберемся.
— Балуешь? — она с сомнением покосилась на банку. — Не буду. Я, как все порядочные женщины, мечтаю похудеть.
— И что с того? — он пожал плечами. — Поешь и мечтай дальше. На природе очень неплохо идет.
— Лучше закурить дай.
— Нет, Валюша, — он придал голосу металлический оттенок, — закурить я тебе не дам. В моей компании ты не будешь курить, оперировать грязными словами и вести себя так, будто ты здесь старшая. Не хочешь есть — пожалуйста. Жди. Доем и пойдем.
Она презрительно фыркнула, легла на бок, отвернулась от него. Он поел, запил минералкой, потряс ее за плечо.
— Ну, веди. Где твоя короткая дорога?