– Делай, как решил, мне все равно.
Незримая стена встала между ними после её слов, и они оба это почувствовали.
Бартон поднялся, не понимая, что произошло, почему она вдруг стала такой холодной. Он был искренен с ней, хотел объяснить, а она отгородилась от него и стала отчужденной. Сердце, которое он давно считал каменным, сдавило. Кэйтлин не хочет его заботы и ласки, ей не нужна его искренность, значит, так тому и быть.
Он поднял руку:
– Семь ударов.
Этой ночью он не трогал её. После того, как наказание было исполнено, и они вернулись домой, Кэйтлин сразу поднялась в спальню, стараясь не замечать обвиняющий взгляд Дэрин, которая встретила их у входа.
Девушка быстро поменяла рубаху и легла в постель на живот, Бартон бил совсем не сильно, но ягодицы все равно горели. На душе было горько, но не от легкого наказания, а от печального взгляда мужа, который она заметила, когда он помогал ей подняться с лавки. Своей холодностью она заморозила первые ростки доверия и симпатии, что прорастали в нем. А её сердце? Оно болело от того, что приходилось так поступать – Бартон был хорошим мужчиной, что бы о нем не говорили. Но девушка не могла иначе. Все это ради него же, убеждала себя Кэйтлин, борясь со своей совестью.
Муж пришел гораздо позже, тихо разделся и лег около, спиной к ней. Они лежали молча, оба не спали и оба думали о своей судьбе, что не позволяет им быть счастливыми.
Глава 8.
– А где папа?
– Он не придет сегодня на ночь, – ответила Дэрин, и Кэйтлин подняла глаза от шитья.
После завтрака Дэрин дала ей отрез красивой ткани на новое платье, и весь день девушка была занята работой. Она не виделась с мужем с самого утра, он рано встал и вышел из спальни, не говоря ни слова. И если верить Дэрин, Кэйтлин не увидит его до завтрашнего дня. Но это даже к лучшему.
– А почему? – не унималась девочка.
– Сегодня вечером состоится совет мужчин. Он продлится всю ночь.
– Понятно, – вздохнула Милли и переключила свое внимание на Кэйтлин, с которой не разговаривала весь день. – И скоро будет готово её платье?
– Сама у Кэйтлин и спроси, – ответила девочке Дэрин.
Милли чуть помолчала, но потом все же спросила:
– Скоро?
– Не так быстро.
– Ты возишься с ним целый день, – упрекнула Милли. – Ты ленишься?
– Милли, следи за тем, что говоришь, – остановила её Дэрин. – Не дерзи старшим.
– Но если я делаю что-то медленно, ты всегда говоришь, что я ленюсь, – ответила девочка женщине. – Значит и Кэйтлин тоже ленится!
– Кэйтлин не ленится, – объяснила Дэрин. – Она делает все медленно, чтобы ничего не испортить. Работа не из легких, надо быть внимательным, нельзя ошибиться, ведь тогда дорогая ткань пропадет задаром. Понятно?
Милли хмуро насупила брови:
– Я тоже делаю все внимательно, чтоб не ошибиться, а ты все равно бранишь меня. А Кэйтлин не бранишь.
– Кэйтлин уже взрослая, а ты нет.
– Я тоже хочу быть взрослой!
– Побудь еще маленькой, – улыбнулась женщина. – Вырасти ты всегда успеешь.
Девочка ничего не ответила и только сложила руки на груди в знак протеста. В комнате наступила тишина, которую через несколько минут снова нарушила Милли:
– А когда мне будут шить новое платье?
– У тебя их и так хватает, – ответила Дэрин.
– А у Кэйтлин что, не хватает?
Дэрин посмотрела на молчаливую девушку и сказала:
– Наверное, нет.
– Сколько у тебя платьев? – строго спросил ребенок у Кэйтлин.
–Три, – ответила та.
Личико Милли насупилось еще больше:
– Только три? Почему так мало?
– Мне хватает, – с легкой улыбкой ответила Кэйтлин.
Девочка с торжеством посмотрела на Дэрин:
– Вот! Слышала?
– Женщина не сдержала улыбки, глядя на юную гордячку:
– Слышала. Только это ничего не меняет. Я не буду спрашивать, сколько платьев у тебя, Милли, ты до стольких еще и считать не умеешь.
– Да, я умею только до десяти пока. Но скоро научусь и дальше. Папа сказал, что научит меня, – похвасталась она перед Кэйтлин.
– Все, хватит болтать, пора ложиться спать. Поздно уже, – сказала Дэрин и встала со стула, откладывая свое вышивание в сторону.
Милли взмолила тетушку:
– Можно я еще посижу? Пожалуйста. Ведь Кэйтлин еще не ложится!
– Она тоже пойдет спать, – ответила женщина. – Нечего в темноте слепиться.
Милли нахмурилась, но пошла за теткой наверх, и Кэйтлин осталась одна. Она отложила шитье, разогнула спину и пошла в свою спальню.
Милли очень забавная девочка, весь день она картинно отворачивалась от Кэйтлин, показывая, что не желает с ней говорить, но все время крутилась рядом, подглядывая, как девушка шьет платье. Ей было очень любопытно и хотелось помочь, но она старательно делала вид, что это не так.
Кэйтлин разделась и легла в постель. Третья ночь в новом доме, а она никак не свыкнется с мыслью, что теперь её жизнь поменялась. Что больше нет её маленькой комнатки и девичьей постели, нет рядом улыбчивой тети Эйлы и дяди Роба, который ворчит и сердится по пустякам. Теперь девушка окружена незнакомыми стенами и людьми, про которых она ничего не знает, а они ничего не знают о ней. Может, это и к лучшему? Да, к лучшему, не стоит ближе узнавать то, что ты собираешься оставить.
Совет стаи собирался каждый месяц, если не случалось ничего особенного. На нем мужчины обсуждали новости с границы территории, события в других стаях и насущные проблемы своей. Первыми слова брали молодые волки, мужчины, они следили за территорией: не было ли захватов или нападений, не велась ли охота чужими волками на их земле, не пересекал ли невидимую границу какой-нибудь волк без позволения. Это было главным для стаи: войны за территорию, еду и женщин никто не хотел. Вторыми выступали более взрослые волки, те, что ездили на территории других стай, спрашивали и слушали, заводили знакомства, заключали экономические и военные альянсы. Если спокойно у соседей, если они хорошо живут и ни в чем не нуждаются, то и ты будешь жить спокойно. После них слово переходило к старшим членам стаи, к тем, кто следил за внутренним порядком. Эти седые волки в силу возраста не имели уже былой удали, но зато их авторитет имел силу гораздо большую. Молодые волки прислушивались к их мнению, доверяли и обращались за советом, а если один из членов стаи заслуживал неодобрительного взгляда старейшины, то это было уже само по себе наказанием. Последним всегда говорил Альфа-вожак, подводя итог под вышесказанным.
В этом месяце все было спокойно на территории и в других стаях. А когда взяли слово старейшины, то Бартон знал, что непременно станут говорить о его молодой жене. Всеми уважаемый старый волк не стал тянуть время и сразу перешел к делу, обращаясь к мужчине:
– Как волчица, которую ты ввел в свой дом? Нашел с ней лад?
– У нас все хорошо, – ответил Бартон, глядя ему в глаза.
– Тебе трудно с ней?
– Я справляюсь.
Старик понимающе кивнул и посмотрел на остальных:
– Мне рассказали, что вчера дети бросали в неё грязью, когда она вышла из дома, и называли бранными словами. Это недопустимо. Совет вынес ей приговор и наш Альфа огласил его три луны назад. Больше мы не должны возвращаться к этому. Она понесла свое наказание.
– Наказание? – сказал какой-то волк и вышел вперед, чтобы все видели, что он не скрывает своих мыслей. – Она вошла в дом к уважаемому волку и будет жить теперь ни в чем не нуждаясь. Наказан он, а не волчица.
Бартон посмотрел на своего друга и ответил:
– Не говори так, Дугэл. Я сам выбрал путь, по которому иду.
Мужчина кивнул, но обратился к старейшинам:
– И разве мы не должны учить молодняк? Они должны знать, что такое ложь и обман, и что бывает за это.
– Так что же, – протянул старик, – нам теперь всем набрать полные карманы грязи и идти в дом к Бартону?