– Хорошо, я буду знать это, –- ответила Кэйтлин и, не контролируя свой порыв, обняла ребенка и беззвучно прошептала в её волосы: – Прости меня…
Девочка тоже крепко обняла женщину.
Через несколько мгновений Кэйтлин возобновила работу над прической, и скоро она была готова. Они вместе спустились вниз. Бартон улыбнулся, увидев жену и дочь:
– Какие вы красивые. На празднике я буду в окружении трех самых красивых женщин в деревне.
Дэрин заворачивала последний пирог, аккуратно укладывала его в корзину и улыбнулась:
– Ага! Смотри не загордись.
– Гордиться нехорошо, – тут же сказала Милли и добавила: – Папа не будет загордиться.
– Гордиться, папа не будет гордиться, – поправила её Дэрин.
Милли кивнула и покружилась вокруг себя:
– Я тоже не буду, хотя у меня очень красивое платье и прическа!
Взрослые рассмеялись. Бартон посмотрел на тетку и на четыре большие корзины, что стояли на столе:
– Все сложила?
– Кажется да. Можно идти.
Нынешний праздник был славный. Ряды ярмарки растянулись вдоль всей поляны за деревней. Они пестрели разнообразием вещей, которые можно было купить за иноземные монеты или просто обменять. Женщины тоже потрудились на славу: их вышитые ручники и скатерти, тканые коврики и подушки, изящные украшения из кожи, ракушек и камня и еще много-много другого радовало глаз. А вкусные пирожки и пироги, настойки и квасы, колбасы, печеная и вяленая рыба, медовые сладости и другие вкусности порадовали не один живот, особенно животики маленьких сластен. Радостные возгласы и голоса торгующихся, смех детей и песни женщин были слышны со всех сторон. Атмосфера радости и праздника была повсюду.
Только не на душе у Кэйтлин.
Муж был прав, она не поймала ни одного осуждающего взгляда, все были приветливыми и милыми. Хотя, возможно, все дело было в Бартоне, который не отходил от жены ни на шаг, он держал её за руку, как малого ребенка, которого боялся потерять в толпе. А если оставлял, чтобы поучаствовать в каком-нибудь мужском состязании, то за её руку тут же цеплялась ладошка Милли, которая, казалось, появлялась прямо из ниоткуда. Еще секунду назад девочки не было видно, она радостно бегала по празднику с подружками, и вот уже стоит подле Кэйтлин, крепко держит её руку и поддерживает папу радостными выкриками и советами. К концу ярмарки Кэйтлин решила, что Бартон провел с ребенком серьезный разговор и договорился, что они не станут оставлять девушку одну ни на секунду. Даже когда Кэйтлин нужно было ненадолго уединиться в лесу, Милли радостно кивала и тащила её к кустикам, уверяя, что ей тоже очень-очень надо. Их забота должна была радовать, но она только вгоняла Кэйтлин в еще большую горечь. Совесть кричала и била в сердце, сковывая тело, а лицо должно было играть счастливую улыбку.
К середине дня, когда Бартон получал призы от еще одного выигранного соревнования, Кэйтлин услышала родной голос:
– Здравствуй, Кэйтлин.
Девушка обернулась и увидела свою тетю, она стояла рядом с мужем. Дядя Роб не смотрел на племянницу, а улыбался Милли:
– Здравствуй, Милли. Меня зовут Роб, а это тетя Эйла. Теперь мы твои родственники, твои бабушка и дед.
Девочка внимательнее присмотрелась к мужчине и сказала:
– Ты совсем не старый.
Роб рассмеялся и глянул на жену:
– Славный ребенок.
– Какие у тебя красивые косички, – улыбнулась Эйла. – Кто их заплетал?
– Кэйтлин, – ответил ребенок, поднимая ладошку с рукой девушки. – Моя новая мама.
Эйла прикусила губу и посмотрела на племянницу, в её глазах Кэйтлин прочитала свои же горькие мысли.
– Новая мама? – протянул Роб и все же удостоил взглядом племянницу. – Как поживаешь?
– Спасибо, хорошо.
– Хорошо, – пробурчал он, а потом хотел что-то добавить, но остановился и промолчал.
В этот момент к ним подошел Бартон, и Милли шагнула к отцу:
– Что ты выиграл, папа?
– Ничего сладкого, детка. Кованый замочек для сундука.
Девочка сразу потеряла весь интерес к выигрышу и сказала:
– А у меня теперь есть бабушка и дед, но они не старые.
Бартон обменялся приветствиями с родственниками жены и отдал Милли выигранный замочек:
– Отнесешь Дэрин мой приз? Пусть положит в корзинку к остальным.
– Хорошо, – ответила девочка и умчалась прочь, зажимая в ладошке кованый замочек.
Бартон взял Кэйтлин за руку, заменяя дочь на «посту»:
– Хороший праздник.
– Да, и погода не подвела, – согласился Роб. – Будем надеяться, что и завтрашняя ночь станет светить ясной луной.
Эйла и Кэйтлин переглянулись: для задуманного ими тоже не помешает ясная луна.
– Как ваш дом? Все ладится? – спросил Роб у Бартона.
– Все хорошо, – ответил мужчина и сильнее сжал руку жены. – Все ладится.
Роб согласно покивал и сказал:
– Вот и славно. Не было бы счастья, да несчастье помогло. Так? Но если что, ты помни, теперь мы – твоя семья, если нужна помощь или совет, одно твое слово.
– Спасибо, – поблагодарил Бартон и посмотрел на жену, ища её поддержки: – Вы заходите как-нибудь к нам, посмотрите, как живем.
– Да, приходите, – поддержала мужа Кэйтлин и посмотрела на тетю: – на следующей неделе.
– Ну отчего ж не зайти, зайдем, – ответил Роб и посмотрел на жену: – Так, Эйла.
– Конечно, спасибо за приглашение, – ответила та.
Мужчины еще немного поговорили о том, о сем и, попрощавшись, пары разошлись по своим интересам. Бартон посмотрел на Кэйтлин:
– Вот видишь, все хорошо. Дядя еще злится, но уже отходит.
– Да.
– Все наладится.
– Да, все наладится, – ответила Кэйтлин и подавила горький вздох.
Когда запалили костры, Кэйтлин была жутко измотана. Она не устала от неспешных прогулок по поляне между рядов с товарами, она устала делать вид, что счастлива. Нервы были на пределе и силы тоже. Ей казалось, что её улыбка превратилась в оскал, который уже не мог никого обмануть. Она держалась из последних сил, и когда Милли утянула отца танцевать к одному из костров, Кэйтлин была безмерно ей благодарна. Прежде чем уйти, Бартон внимательно посмотрел на жену:
– Пойдешь с нами?
– Нет, ноги гудят, я здесь посижу.
– Точно?
– Иди. Никто меня тут не съест, – решилась Кэйтлин на еще одну улыбку.
Бартон секунду изучал её лицо, а потом кивнул:
– Мы быстро, один танец.
– Идем, папа! Начинают, – потянула Милли отца за руку и они ушли.
Девушка присела на траву и подобрала ноги. Наконец можно ничего не изображать, здесь в полусумраке вечера, без пристального внимания, никто не увидит её горечи. Она посмотрела на танцующих отца и дочь: Милли смеялась и смотрела себе под ноги, пытаясь не запутаться, а Бартон крепко удерживал дочь за руки и улыбался её детской неуклюжести. Семейная идиллия, в которой ей нет места. Кэйтлин закрыла глаза и вздохнула, отстраняясь от всего, не время и не место думать об этом. Но её отвлекли.
– Здравствуй, Кэйтлин, – поздоровался Джед и присел рядом.
Девушка подняла на него глаза, но не нашла в себе сил на еще одну фальшивую улыбку:
– Здравствуй, Джед.
– Как твои дела? Как муж? – спросил парень и кивнул на танцующих. – Наконец, оставил тебя одну.
Значит, не только она разгадала хитроумный план Бартона и Милли:
– Все хорошо.
– Не обижает?
– Хоть это и не твое дело, но нет, – ответила девушка и снова начала смотреть на танцующие пары.
Парень долго молчал, а потом тихо сказал:
– Ты несчастлива, я чувствую.
Не хватало мне тут особо чувствительных друзей, подумала девушка и ответила:
– Просто устала.
– Мне-то можешь не врать, я слишком хорошо тебя знаю.
–Джед, это жизнь, в ней не всегда все гладко.
– Да ясно, понял. Никакой откровенности. Но ты все же знай, если что, ты можешь рассчитывать на меня.
– Спасибо, – ответила Кэйтлин и все же улыбнулась.
Парень поднялся и ушел, и девушка снова ненадолго осталась одна.