– Возле океана я встретила знакомого, он не рассчитал свою силу.
– Он причинил тебе боль? – с тихой угрозой спросил мужчина.
– Он не хотел, просто волновался за меня.
– Кто он? Его имя?
– Мы дружим с детства, он мне как брат.
– Имя!
– Джерард, сын Грегори. Он не хотел ничего плохого, он еще мальчишка и просто не рассчитал свою силу.
Бартон посмотрел на жену, стараясь усмирить ярость, которая в нем поселилась, когда он увидел синяки на её руке. Кто-то посмел тронуть его женщину, причинить боль. Она была его, и только он имел право прикасаться к ней.
– Вы договорись там о встрече?
– Нет, - удивилась Кэйтлин, - Конечно, нет.
-– Значит, он следил за домом, ждал, пока ты выйдешь. Что он значит для тебя? – спросил мужчина и сильнее сжал запястье жены, добавляя новые синяки к уже существующим.
– Я же сказала, он мне как брат.
Бартон внимательно вглядывался в её лицо, пытаясь найти в нем намек на ложь. Но как ни старался, не отыскал:
– А что ты значишь для него?
Девушка опустила глаза:
– Он думает, что влюблен.
– Думает?
– Мы росли вместе, ему просто так кажется.
– Кажется, значит?
Кэйтлин вскинула глаза, в которых плескалось негодование:
– Откуда я знаю, что там творится в чужой голове?! Иногда и в своей разобраться трудно!
– Если ему «кажется», что он влюблен, почему вчера он не вышел вперед заявить на тебя права?
– Чтобы ты убил его? – спросила девушка в запале.
– Значит, он трус?
– Нет! – теперь Кэйтлин защищала другого мужчину. – Ему еще нет девятнадцати.
Бартон решил выяснить все до конца:
– Ты из-за него решилась на побег?
– Нет.
– Тогда почему?
Девушка молчала.
– Я задал вопрос.
– Я не стану на него отвечать. Ты не терпишь лжи, а правду я говорить не буду, хоть руки выкручивай.
– Твоим рукам и так сегодня досталось, – тихо сказал мужчина и посмотрел на запястья жены. – Еще и я добавил. Я не контролировал себя.
– Ты ведь не сделаешь ничего Джеду? Он просто беспокоился, – спросила она, зная, какие самцы собственники.
– Я поговорю с ним и только. Пусть не распускает свои руки, а то я их вырву.
Ой, как по-мужски, подумала Кэйтлин, но тут же решила, что из уст её мужа это звучит не как простое бахвальство, он и правда мог сделать это, причем с легкостью. От этой мысли стало как-то не по себе, и девушка перевела взгляд на его сильные руки, которые в данный момент с нежностью держали её запястье.
– Ты хрупкая, – тихо сказал он. – Я не должен об этом забывать.
Кэйтлин была совсем не хрупкой, но не стала в этом признаваться. Ему совсем не нужно знать о её секретах.
– А ты не должна забывать, кому принадлежишь теперь, – добавил Бартон. – Ты моя жена, и ни один мужчина больше не смеет тебя касаться, кто бы он ни был. Запомни это.
Кэйтлин кивнула. Она не стала озвучивать свои мысли, в которых все протестовало против его «принадлежишь». Но они были оборотнями, и это было в порядке вещей: самка, обретая мужа, становилась его собственностью. Но ведь для определения этого есть и другие слова.
Бартон притянул жену ближе и медленно начал расшнуровывать завязки у горла платья. Кэйтлин нервно сглотнула и сжала кулаки, она была его женой и должна была подчиниться, даже если не хотела. Это не укрылось от мужчины:
– Ты нервничаешь? – спросил он, подняв глаза на неё, его руки продолжали снимать с неё платье. – Почему? Ведь теперь ты больше не должна бояться нашей близости.
– Я не боюсь, – тихо ответила Кэйтлин и повела плечами, позволяя мужу стянуть с них платье.
– Тогда в чем дело?
– Тебе не понять.
Бартон раздраженно заметил:
– Типично по-женски. Лучшая фраза, чтоб уйти от разговора. Наверное, всех женщин их матери в детстве учат всяким хитрым фразам и действиям.
Кэйтлин стало обидно из-за его слов, и она ответила:
– Моя мама учила меня только хорошему.
Бартон серьезно посмотрел на неё, уловив в словах горечь:
– Не сомневаюсь. Но она рано умерла.
Кэйтлин опустила глаза, он завел опасный разговор. Она не хотела даже думать об этом, поэтому быстро поменяла тему:
– Тебе не понять, потому что это не ты молодая женщина, которая вчера попала в дом к незнакомому мужчине, который теперь стал её мужем и может требовать чего угодно и когда угодно.
Бартон уже развязывал шнуровку на сорочке, оголяя её грудь:
– Ты права, не понять.
Он стянул сорочку с плеч, и она бы упала к ногам девушки, если бы Кэйтлин не скрестила руки на груди, прикрывая обнаженное тело. Она закрыла глаза, происходящее ощущалось слишком остро в дневном свете:
– Ты не можешь дождаться ночи?
– Ты стыдишься своей наготы?
Она промолчала.
– Почему? – спросил мужчина, нежно проводя костяшками пальцев по ключице девушки. – Ты же оборотень. Когда мы принимаем волчье обличье, всегда остаемся нагими. И после тоже.
Кэйтлин продолжала молчать, а Бартон нежно, но настойчиво потянул её руки вниз, и рубашка соскользнула с женского тела на пол. Она осталась обнаженной, и только закрытые глаза спасали её от полного смущения.
– Ты очень красива, – сказал мужчина и притронулся к её животу, вырисовывая на нем круги. – У тебя мягкая, светлая кожа и гибкий стан, – он скользнул руками на девичьи бедра и слегка сжал. – Мне нравится, но если ты чуть наберешь вес, мне понравится еще больше, – его руки переместились на ягодицы, притягивая Кэйтлин еще ближе к себе. – Ты стыдишься, потому что мало меня знаешь, но ты привыкнешь ко мне, и все будет как должно, – мужчина поцеловал девушку в живот, от чего она вздрогнула.
В её теле начал разгораться страстный пожар, который соперничал с девичьей стыдливостью. Кэйтлин сжала руки в кулаки, стараясь его потушить, но муж разжал их своими пальцами:
– Все будет хорошо. Я стану заботится о тебе и оберегать, – Бартон потянул её к себе на колени. – Ты ни в чем не будешь нуждаться, – сказал он, и через секунду Кэйтлин уже лежала на кровати, а он нависал над ней. – Ты моя жена и вскоре привыкнешь ко мне. Так? Открой глаза и скажи мне это.
Кэйтлин зажмурила глаза сильнее и отвернула голову в сторону. Она не хочет к нему привыкать и его женой быть тоже не хочет. Или хочет?
Бартон не разозлился на её отказ отвечать:
– Хорошо, не сейчас. Позже, ты скажешь это позже, когда будешь готова это признать, – он провел рукой по её груди, сдавливая сосок. – Ты научишься принимать меня и мои ласки, – его рука накрыла живот и двинулась еще ниже. – Привыкнешь к ним, будешь их хотеть, нуждаться в них и во мне, – рука накрыла развилку ее ног, и пальцы погладили чувствительное место. – Станешь просить о них, – движения его пальцев ускорялись. – Просить и принимать с радостью и нетерпением. Все это непременно будет, вот увидишь. Главное не забывай, кому ты теперь принадлежишь, кто твой волк и муж. Позволь этому случиться, и это произойдет.
Кэйтлин выгнулась дугой, и резкий спазм пронзил тело. Она закусила губу, чтобы не кричать на весь дом, пока сильный оргазм владел ею. Бартон не убирал руки, не позволяя экстазу закончиться, а жене отстраниться. И тогда Кэйтлин тихо взмолилась:
– Пожалуйста, пожалуйста…
Мужчина резко отнял руку, и девушка ощутила еще один спазм, сильнее прежнего. Ее тело билось на кровати, руки вцепились в одеяло, а на губе выступила капелька крови, от острых зубов.
Бартон с восхищением смотрел на свою юную жену и её неистовство. Она была прекрасна в своей наготе и страсти. Эта женщина еще не научилась лгать и поэтому была откровенна в силе своего оргазма.
Ула не была такой даже в начале их союза, не говоря о том времени, когда она научилась мастерски притворяться. Его первая жена была очень красивой, нежной и ласковой, она постоянно смеялась и излучала беззаботность. Она всегда с радостью принимала их близость, а иногда и сама проявляла активность. Но никогда не обнажалась в своей страсти так откровенно, как эта девочка. Ула всегда была сдержанна и следила за тем, чтобы оставаться красивой даже в момент оргазма: красивый чувственный изгиб губ, аккуратно уложенные волосы на подушке, широко распахнутые глаза, в которых плескались кристальные слезы страсти. Она была такой с самого начала и со временем становилась все более красивой и наигранно страстной. Правда, её игру Бартон распознал далеко не сразу, а скорее, слишком поздно.