— А ты был когда-нибудь во Франции? — спросил с любопытством Экене.
— Всего лишь один раз, — ответил старик. — Но его мне хватило, чтобы понять их менталитет. Я знал, что увижу людей нищих и богачей, но не думал, что увижу бедных богатых.
— Кого? — переспросили Пьер и Экене.
— Тех, кто добился всего: славы до небес, несказанных богатств, крепкой любви, создали семью, но считают, что это им мало. Им тесно живётся в двухэтажном доме — нужен трёхэтажный! Деньги, на которые можно купить город, кажутся такими жалкими, нужно владеть страной! Приобретение украшений, одежды, которые наденут раз в жизни, прославление своего имени среди людей, которые никогда и не увидят — их мечта. Они возвышают и боготворят искусство, создают академию, где учат молодые умы замечать малейшие черты в рисунке на вазе, но пение чудных птиц под окном никто не слышит. Я так и хотел подать им всем милостыню. Однажды, я не выдержал и дал одному мужчине несколько купюр, так он забрал их. Даже гордости у него не было.
Мы не нуждаемся в красивых, но бесполезных побрякушках. Нам важно мнению наших близких, людей, которые что-то значат для нас. Какое мне дело, что думает обо мне, человек, которого я впервые в жизни увидел и никогда с ним не встречусь? Мы не живёт в мире миражей, которые же сами и выдумали, а стремимся познать мир, какой он есть. Мы посвящаем свою жизнь близких и любимым, а не кричим с высокого стула о добре, дружбе и любви, а дома заставляем плакать родных детей и родителей.
Пьер глубоко вздохнул:
— Я с тобой согласен, Бохлейн. Я не могу больше там жить. Я хочу быть другим человеком.
Старейшина посмотрел на него, грустно улыбнулся и потрепал его по голове.
— Если бы не Филипп, то я бы с вами не стоял, — взглянул он в голубое небо. — Вернант спас мне жизнь.
Бохлейн замолчал, с тоской вспоминая прошлое. Он заговорил спустя несколько минут.
— Это случилось ещё до свадьбы Филиппа. У меня потерялась корова, и мы отправились её искать. Мы, наивные дураки, как дети думали, что ружья или стрелы нам не пригодятся, и корову мою мы скоро найдём. Но нигде её не было. Я не мог поверить и смириться, что мою любимицу, кормилицу моей семьи, съели хищники. Я не мог без неё вернуться домой.
Мы с Филиппом, взрослые рассудительные мужчины, отправились вглубь леса без всякого оружия. Несколько дней мы её искали. Но я не сдавался, хотя её следы давно оборвались. Филипп уже сдался и уговаривал меня вернуться домой. Но я, дурак, не терял надежды. Вдруг я услышал в кустах какой-то шум.
«Это она!» — пролетела у меня мысль. Ведь ни о ком другом я тогда думать попросту не мог. Я побежал к кустам, чтобы освободить мою корову, я вздумал, что она запуталась в колючих травах.
Но в кустах сидела не моя любимица. Там оказался леопард. Он не церемонился и вцепился мне в шею.
— Какой ужас! — закричал Экене.
— Да, — согласился Бохлейн. — Тогда мне в глаза смотрела сама смерть. Я видел как-то я одной книжке изображение духа под именем Люцифер. Взгляд этого духа ничем не отличался от взора леопарда, пропитанного кровью и жаждой убивать. Я отчаянно боролся с ним, тогда ведь я был очень сильным мужчиной, не то, что сейчас — дряхлая развалина, — засмеялся Бохлейн. — Но его силы в несколько раз превосходили мои. Леопард откусил мне два пальца на правом руке, — Бохлейн протянул руку и показал её мальчикам. — Он распорол мне живот, спину. Я быстро слабел, я чувствовал, как сознание медленно покидает меня. Как вчера помню, довольный оскал зверя, который решил докончить меня, и готов вот-вот был сомкнуть свои зубы на моей шеи.
Внезапно он жалостливо завизжал. Мой лучший друг, Филипп Вернант, схватил с земли какую-ту палку и принялся колотить зверя что есть силы.
«Оставь моего друга!» — кричал яростно он.
Филипп не думал, что зверь может наброситься и на него. Моя жизнь была для Филиппа важнее.
Я не знаю, что тогда случилось. Всю жизнь я наблюдал за повадками диких животных и знаю закон: хищник, отведавший вкус крови, не успокоится, пока не разорвёт на куски жертву или того, кто попытается отобрать у него умирающую добычу. Но этот леопард отступил назад. Он почувствовал бесстрашие Филиппа, которое оказалось сильнее инстинкта убивать. Никогда я больше не видел, чтобы хищник на достигнутой победе оставлял умирающую жертву. Если бы мне кто про такое сказал, я бы никогда не поверил.
— Как же ты выжил с такими ранами и наверняка большой потерей крови? — спросил Пьер.
— Опять же благодаря Филиппу! — воскликнул Бохлейн. — Друг обработал и перевязал мои раны. Несколько дней он нёс меня на руках. То и дело я терял сознание, но Филипп возвращал меня без конца к жизни. Весь путь, который занял у нас пять дней, он отдавал мне всю еду и спал по три-четыре часа. Когда же он принёс меня в племя, но даже не присев отдохнуть, он вскочил на лошадь и помчался в город за врачом.
Из груди Бохлейн вырвался слабый стон. Руки старика задрожали.
— Я бы умер, — вздрагивающим голосом сказал он, —, но Филипп спас меня. Я обязан ему своей жизнью, жизнью соплеменников. Но я так и не отблагодарил его, разве что младшего сына назвал в честь друга. Благодаря Филиппу окончилась трёхлетняя война между нами и Гаапи. Не одна его поездка не обходилась зря. Последний раз, когда он приезжал к нам, двенадцать лет назад, Вернант помог заключить мир между нашими племенами. Я так и не отблагодарил его, не вернул долг.
Мальчикам стало жалко старика. Бохлейн обнял гепарда Риго и тихо стал поглаживать у него за ухом, грустно приговаривая:
— Филипп, я так и не отблагодарил тебя. Ты столько сделал для меня, а я…
Мальчики не знали, как утешить старейшину.
— А ты был когда-нибудь у гаапи после войны? — вдруг перевёл Экене тему, стараясь отвести Бохлейна от неприятных для него мысли.
Его ожидания не оказались ложными. Старик подскочил на месте.
— Нет! — воскликнул он. — Надо быть безумцем или великим смельчаком, чтобы пойти к гаапи! По каждым кустом, за каждым деревом тебя ожидает опасность! Риск не вернуться оттуда велик, громаден! Я был много раз у гаапи до войны, но после перемирия проход туда закрыт. Только великий человек сможет оказаться на их земли и остаться в живых.
Вдруг Бохлейн хлопнул себя по рту.
— Экене, не смей! — закричал он.
Экене не слушал старика. Его глаза загорелись, голова закружилась. «Смельчак! Опасность! Риск! Великий человек!» — мелодично звучали слова старейшины.
— Экене! — схватил Бохлейн его за плечи. — Дай мне слово, что ты ни ногой не вступишь на землю гаапи! Они убьют тебя!
— Да, да, да, — отмахнулся от зануды-старейшины Экене. — Никуда я не пойду. За кого ты меня принимаешь?
— Поклянись мне! — закричал грозно Бохлейн. — Поклянись, что не вступишь на их землю!
Экене посмотрел в глаза старика и замолчал. Он не знал, что с ним происходит. Клятва не сходила с его губ.
— Экене, — взволнованно проговорил старейшина. — Жизнь — не игра. Проигранную игру ты можешь начать сначала и выйти победителем, а в жизни редко даётся вторая попытка. Пойми, что смерть существует, это не выдумки стариков. Не жалко собственной жизни — подумай о родных. Какого будет твоей семье, если тебя убьют?
Экене молчал и смотрел в землю.
— Я обещаю, что не пойду к гаапи, — пробубнил он. Клятву он так и не принёс.
Старейшина не успокаивался.
— Уэйт, — с мольбой обратился он к Пьеру. — Ты всё осознаёшь, в отличие от друга. Хотя бы ты дай мне слово, что не позволишь ему подойти к Гаапи.
— Даю слово! — торжественно и твёрдо промолвил Пьер. — Я не позволю моему другу погибнуть. Я не пущу его к гаапи!
Он схватил за ухо Экене и грозно произнёс:
— Ты никуда не пойдёшь.
Сердце Бохлейна сильно колотилось. «Вот я бревно гнилое!» — не жалел он грубых выражений для себя.