На хозяев и уход Экене не жаловался. Шон Джонс был городским судьёй и почётным семьянином. Он и его жена Эмилия были людьми неплохими, со своими рабами обращались хорошо. Все рабы ходили в приличной удобной одежде, жили в просторных помещениях, их не разлучали от близких, продавая другим хозяевам, а Шон не ухлёстывал за служанками, храня верность жене. Как оказалось, рабы у Джонсов знали французских язык благодаря хозяевам и городу, который заселяли французы. У Экене могли бы появиться приятели. Но если бы не Анна.
Анна, прознав, что её враг не особо страдает и не затыкает рта, болтая с кем-нибудь, стала запирать его у себя в прихожей. Порой в гордом одиночестве он просиживал так с утра до вечера, помирая от тоски. Человеческое лицо он мог увидеть лишь, когда его отпирали, чтобы принести еду. Джонсов не волновало положение их нового раба. Купили они его с одной целью: чтобы у Анны были личный камердинер, и надоевшая родственница не теребила по пустякам их слуг. Экене выведал, почему они потратили на подарок — то бишь на его — ненужной племяннице столько денег, хотя не считали Анну членом семьи, чтобы раскошеливаться так сильно на неё.
За несколько лет до рождения Анны, навещая родню в Орлеану, Алексису пришлось подарить Шону второй день рождения. После жестокого обвинительного приговора одному разбойнику, его товарищ захотел отомстить судье и напал ночью на Шона. Если бы не Алексис с револьвером, то Джонс отделался не шестью ударами ножа, а гробом. Святым долгом после такого спасения Шон почитал приютить в своём доме Анну и купить ей раба, который всё равно записан на его имя и останется с ним, когда она уедет: Алексис и Аннетт рабовладельцами становиться не захотят.
Но, несмотря на свою доброту, Джонсов не волновало, что Анна творит с Экене и их слугами. Любовь не изменила Анну, а только стала чуть важнее мести к Экене. Возвращаясь домой со свидания, окрылённая любовью, она мигом могла сорваться на слуге по любой мелочи. Экене заметил, что Анна любит наказывать не виновников испорченного настроения, а его близких. Из-за оплошностей детей наказывались их мамы и папы, из-за оплошностей взрослых — сыновья и дочери. Анна умела внушать людям страх и ужас, приводить их в трепет только при звучании своего голоса.
Но Экене нашёл слабое место всемогущей госпожи. Анна тут же терялась, уходила в свои мысли, когда ей напоминали про отца с мамой. Экене безжалостно пользовался этим. Если она хотела избить служанку, плохо вытерпевшую у неё в комнате пыль, или же придумать наказание Экене за опоздание на пять секунд, то он просто спрашивал свою госпожу: “Часто вспоминаешь родителей?”. Злоба отпускала Анну, она запиралась в своей комнате или одной шла гулять по чужому городу, Анне не нужен был даже Джек. В те минуты совесть душила Экене, но только так можно было защитить себя и других.
Между Анной и Экене родилась борьба. Кто кого сломит? Сможет Экене “отшить” от себя её, или Анна заставит его валяться у своих ног и признавать его силу. Своеобразным триумфом борьбы стало обращение “госпожа Аннетт”. Анна считала, если строптивый Экене назовёт её госпожой, значит, он признал её госпожой и подтвердил свой проигрыш.
При Анне Экене оставался несломленным и бодрым духом. Но, когда встретил друга, он не мог больше сдерживаться.
— Я устал её терпеть! — воскликнул Экене. — Я не могу слышать от неё, как должно быть, сейчас страдают мои отец, мать и сестра, выслушивать, как Анна поливает меня грязью, — признавался Экене. — Знаешь, Уэйт, раньше я думал, что никто не в силах разбудить во мне зверя, превратить меня в Ненмарди, который только силой решает проблемы, но мне хочется Анну просто задушить, прижать её к стене и ударить. Но я не могу! Не потому что мне потом будет в сто раз хуже от её дяди, я не могу причинить вред Анне, человеку, который всем сердцем ненавидит меня. Мне жалко её, мне хочется помочь ей, ведь Анна тоже человек. Она погрязла в своей ненависти к миру и сама от этого страдает. Брат! — воскликнул Экене. — Когда же приедет Шарль? Я не знаю, что со мной происходит, я не прощу себя, если наврежу Анне или из-за меня пострадаешь ты, папа, мама или Мейкна!
— Я только два дня назад смог отправить ему письмо, — печально проговорил Пьер.
— Ты же родился в Америке! — вспомнил неожиданно Экене и его озарила идея. -Ты же можешь найти знакомых и друзей своих родителей, вдруг они не откажутся нам помочь!
— Не хочу тебя огорчать, но я совсем не помню друзей своих родителей, у мамы с папой их, кажется, совсем не было, — с большой неохотой соврал он.
Друзья вздохнули.
— Что мы всё обо мне, как ты-то живёшь? — нарушил молчание Экене.
— Мне приходится работать одновременно на двух стройках, — ответил Пьер. — Даже в той убогой ночлежке жильё дорогое, мне пришлось переселиться в комнатушку к одной старухе, оплачиваю комнату тем, что выгуливаю её собак. Экене! — вскликнул Пьер. — Она сумасшедшая! Я никогда таких людей не встречал! Она спит на разваливающимся диване, а собаки занимают её кровать, старуха сама не доедает, но псинам покупает самое дороге мясо. А знаешь, какие клички она им дала? — указал Пьер на рыжих пуделей, которых выгуливал. — Мистер Совершенство и Мисс Изящество.
Экене взглянул на жирных и ленивых псин, одна из которых из-за лени с трудом даже виляла хвостом.
— Мисс Изящество не мешало бы похудеть, килограммов на десять.
Экене засмеялся. Засмеялся впервые за четыре месяца. Пьер начал узнавать друга, это был всё тот же Экене, шутливый и заводной. Пьер не заметил, как засмеялся сам. Лил дождь, а двое продрогших друзей стояли под навесом ресторана и, забыв о проблемах, смеялись и шутили.
— Вчера Мисс Изящество за кошкой погналась, а кошка умная попалась, она не стала время терять, чтобы на дерево влезть, а просто уселась на большой ящик, так бедной Изяществу из-за жира даже на ящик не прыгнуть было. Она, несчастная, и так и сяк ходит вокруг ящика, ищет с какой стороны лучше кошку достать и на меня умоляющими глазками смотрит, чтобы я ей помог. А кошак спокойно умывается и через десять минут спрыгивать на спину Изяществу и уходит восвояси. У Мисс Толстухи весь день “хандра” была, она даже от еды в кой-том веке отказалась, — заливался от хохота Пьер. — Вообще-то с пёсиками и их хозяйкой весело иногда бывает, — он немного помолчал и добавил, — если бы мне не приходилось с утра до вечера на стройках работать, то я бы обязательно навестил Мейкну, Тейю и Ноузу.
У Пьера сильно заурчало в животе.
— Ты голоден? — тут же заволновался Экене.
— Да не то, чтобы очень… — тихо проговорил Пьер, желая не тревожить друга.
Экене быстро взял Пьера за руку и потащил его в маленькое кафе, располагавшееся недалеко от “Венеры”, собак Экене привязал к дереву.
— У меня нет денег, — отпихнул друга Пьер.
— У меня есть, стащил у Анны, знал, что рано или поздно пригодятся. Она всё равно не заметит пропажи нескольких монеток.
Экене подошёл к прилавку и заказал тарелку горячего супа и картошки. Он уже выучил несколько слов по-английски и смог сделать заказ.
— Спасибо тебе, но лучше бы ты эти деньги для себя приберёг, — уплетая за обе щёки, впервые за три недели, проговорил Пьер.
— Я не могу допустить, чтобы мой друг мучился, — улыбнулся Экене. — Если что обращайся ко мне, ради тебя я стащу у Анны ещё несколько монет.
— Ещё чего, чтобы она поймала тебя! — возразил Пьер. — И это же воровство!
— Ну один-пять долларов для Анны не велика потеря, а тебе они пригодятся очень.
Каждый из друзей стоял на своём мнении, Пьер не хотел подвергать жизнь друга опасности, Экене ради Пьера готов совершить невозможное, не то чтобы украсть несколько долларов у Анны. Их спор мог бы продолжаться вечно, но неожиданно Экене встал из-за стола и воскликнул, к нему пришла новая идея: