— Анна! — воскликнул он. – Я знаю, что нужно сделать, чтобы ты тут же стала весёлой и счастливой. — Джек спросил Анну, — Сколько мы уже вместе?
— Месяц и 27 дней, — ответила Анна.
— А мы так ни разу и не целовались, — подмигнул глазом Джек.
— Точно, — равнодушно сказала Анна.
Джек нагнулся к Анне, положив руки на ей бёдра, и медленно стал склоняться к ней.
Сколько раз она представляла себе первый поцелуй с принцем на белом коне. Джек оказался не принцем, и коня у него не было, но Анна думала, что нашла свою вторую половинку, с такими же взглядами и убеждениями. Но прекрасный Джек казался сейчас ей противен, а губы его мерзкими. Анна вспомнила, как умело он управлялся плетью, кулаками, ногами… Она оттолкнула Джека.
— Нам придётся расстаться. Прости. Я не могу быть с таким жестоким человеком.
Не оглядываясь назад, Анна пошла домой. Ей немножко стало радостно на душе.
Милый, обаятельный Джек со звериной злобой смотрел вслед любимой девушке.
— А ты у нас мисс доброта! — презренно и ехидно сказал он. — Я всего лишь шакал. Но ты анаконда. Прекрасна снаружи, но капли яда хватит, чтобы убить десятерых.
— Я не отрицаю этого, — проговорила Анна и повернулась к Джеку, добавив с улыбкой, — Между прочим, анаконды не ядовиты. Мы сначала душим жертву, а потом медленно проглатываем её.
***
Пьер последний день работал на стройке. К нему уже заходил Дэвид и сказал, чтобы тот собирал свои вещи. Неожиданно перед ним появился Экене, счастливый как никогда.
— Брат, мы спасены! В Орлеан приехал человек, который поможет нам! — радовался Экене.
— Кто это? — воскликнул радостно Пьер. “Неужто друг Шарля вернулся?”
— Не надо даже никакого побега устраивать! — закричал Экене.
— Да кто же это, не молчи ты! — воскликнул Пьер. Его распирало от любопытства.
— Это маркиз Луи Лоре, зять Филиппа Вернанта.
У Пьера перехватило дыхание, в глазах потемнело. Он едва устоял на ногах, чуть не лишившись сознания.
— М-маркиз Лоре? — переспросил он.
— Да! Что с тобой? Почему ты так отреагировал на маркиза Лоре? Ты его знаешь? — спросил Экене. Он недоверчиво посмотрел на Пьера. Странное предчувствие возникло у Экене, будто Пьер как-то связан с маркизом Лоре.
— Дело в том… — Пьер никак не мог говорить Экене о своём родстве с де Лоре. Он как можно дальше постарался отбросить мысль о прошлом и думать только о настоящем. — Ко мне сегодня ночью приходила Мейкна.
Посреди ночи в дверь к Пьеру кто-то постучался. Он открыл дверь и увидел перед собой Мейкну, растрёпанную и задыхавшуюся от бега. Кого угодно он ожидал увидеть, но не Мейкну. Пьер быстро затолкал её в комнату и шёпотом, дабы не разбудить старуху и её ленивых собак, взволнованно спросил:
— Родная, ты сбежала от Фикса? Да представляешь, что он сделает завтра утром с Тейю и Ноузой?
— Я не сбежала, мне к рассвету нужно вернуться на плантацию, — переводя дыхание, объяснила Мейкна. — Я пришла за помощью. Фикс приставал ко мне. Он выдвинул мне условия: или я отдаюсь ему через два дня или он убивает маму с папой. Уэйт, я не могу предать тебя! Ты должен нас спасти, больше мне не к кому идти! — взмолилась Мейкна. — Ты наша последняя надежда.
Пьер крепко прижал к себе любимую, нежно целуя её волосы, он промолвил:
— Придётся вам сегодня ночью совершить побег. Я всё расскажу моему приятелю Дэвиду. Вы спрячетесь у него. Он обещал нам помочь.
В глазах у неё блеснула радость:
— Спасибо, Уэйт. Я люблю тебя, — поцеловала она Пьера в губы.
Экене выслушивал рассказ Пьера, едва сдерживая в себе ненависть к Фиксу. Появись перед ним Фикс, Экене разорвал его бы в клочья.
— Вот мразь, я убью его, — заявил противник любой вражды и ненависти. — Ты должен обратиться за помощью к Луи Лоре.
— Хорошо, — ответил через силу Пьер. Он не мог сказать “нет”, ведь тогда бы пришлось объяснить Экене свой отказ. — Только пообещай мне одно, — повелительно сказал Пьер. — Ты ничего не будешь предпринимать сам. Будешь спокойно сидеть в доме и ждать сигнал. Помнишь свою клятву о желании? Моё желание таково: ничего не предпринимать самому и действовать так, как прикажу я или Дэвид, пока я не смогу убедиться в твоей безопасности.
— Хорошо, — послушно ответил Экене. Ему показалось очень странным, что только сейчас Пьер вспомнил о желании. Но он решил, что Пьер просто боится, дабы он снова не затащил всех в очередную беду. И даже разговор с зятем Филиппа Вернанта Пьер оценивает как очередной непродуманный поступок балбеса — Экене.
Друзья ещё часик поговорили друг с другом о семье, Анне и побеге.
— Фикс ни за что не продаст Мейкну, ни Лоре, ни кому другому. Единственный выход — побег, — пытался убедить Экене в ненужности помощи отца Пьер, но при этом не вызвать подозрение.
— Побег побегом, но как долго Фикс и Джонсы будут ломать голову, где мы скрываемся, неизвестно. Шарль, самое лучшее, появится через месяц. Ты обязан обратиться за помощью к Лоре! Я слышал, что он великий дипломат, способный уладить любые проблемы!
***
Пьер долго после прихода друга ходил в одиночку по городу. Он ушёл с работы, так и не закончив свой последний рабочий день. Внутри у Пьера бурлил океан самых различных эмоций. Его охватывала грусть по забытым родителям, как ему хотелось хотя бы издалека взглянуть на отца, узнать хоть что-нибудь про маму, посмотреть, как изменились за эти шесть лет внешне и внутренне родители. Но сделать этого Пьер не мог. Обида ещё больше душила его. “За шесть лет, мои отец и мать так и не смогли разгадать Анну, а мне потребовалось всего один день, чтобы понять всю её чёрствую душу ещё в детстве. А может родители знают, какая Анна на самом деле, ведь не могут они столько лет, тесно общаясь с семьёй Ландро в дураках ходить? Точно, они всё прекрасно понимают и понимали раньше, но честь семьи поважнее их сына.” — убеждал себя Пьер.
Он вспомнил про друзей. Экене был во всём прав. С помощью Дэвида удачный побег осуществить можно, но как долго они будут скрываться? Как смогут отправиться домой, если по закону Экене — собственность Джонсов, а Мейкна, Тейю и Ноуза — Фикса? А чтобы друзьям Пьера вернуться домой через океан с Шарлем нужны паспорта или документ у Шарля, что он является их хозяином. Если и осуществлять побег, то нужен отец, чтобы всё мирно и быстро уладить с Джонсом и Фиксом. Луи де Лоре был прекрасный дипломатом, умеющим решать самые сложные вопросы. Даже без всякого побега он смог бы освободить не только Экене, но и Мейкну от Фикса, предложил мерзавцу сумму, за которую у того пропало всё желание овладеть девушкой.
“Вот бы мне как в сказках волшебным образом изменить внешность и прийти другим человеком к отцу, — замечтался Пьер. Но потом он печально вздохнул. — Отец всё равно узнает своего сына, хоть тот превратиться в другого человека”. Рано или поздно ему нужно будет встретится с отцом, если он не встретится, то за него это сделает Экене. — Что ж прощай свободная жизнь, — кручинился Пьер. — Но ради Мейкны и друзей я должен это сделать”.
Пьером завладело уныние, он мучился вопросом: разрешат ли ему родители в последний раз навестить и попрощаться с близкими в племени Тинуваку или нет? Сможет ли Марани, приёмная сестра Пьера, жить с братом в Париже или же маркизы де Лоре будут против чужой девчонки в их благородном доме?
Пьер остановился посреди дороги и вслух громко сказал:
— Никогда я не брошу Марани! — он замолчал и, не обращая внимания на прохожих, уставившихся на него, проговорил. — Никогда я не выйду за Анну. Этому не суждено сбыться. Пока я несовершеннолетний — я их собственность, но встав взрослым, они под венец силой меня никогда не затащат.
Пьер продолжил шаг. Он не заметил, как очутился в здании аукциона, где пару месяцев назад продавали его близких. Торги были в самом разгаре. Пьер с грустью смотрел на несчастных невольников, которые через несколько секунд должны были навсегда разлучиться. Пьеру казалось, будто бы он стоит сейчас вместе с ними, на торгах и скоро тоже разлучится с близкими, став вещью, но в руках не надсмотрщиков и хозяев, а в руках родных матери и отца. Пьер не понимал одного: он уже раб, но его хозяева были не люди, а собственное упрямство и зависимость от собственных ничем не подтверждённых взглядов на жизнь. Молодые и горячие парни и девушки, которые только сейчас познавали на аукционе своё положение, не могли с этим мириться. Они пытались разорвать цепи, сковывающие их, освободиться, не дать близким попасть в лапы тиранам. А старые и пожилые рабы, которые не первый раз стояли на помосте, со спокойными и грустными глазами взирали на происходящее. В их глазах не видно было жизни и оставалось только смирение с судьбой. Пьер был похож на них.