Зима в этом году, видимо, действительно выдалась суровее предыдущей, или люди были просто ослаблены пережитыми потрясениями. Но сразу после праздничных дней в городе началась эпидемия, на мой взгляд, самого обычного гриппа. Дома у нас первой заболела Ости. Пришла как-то из школы вся красная, с лихорадочно блестящими глазами и заплакала с порога: «Дима, у меня голова так сильно болит!». Она была горячая, как печка. Пришедший вечером Лучис сказал, что сейчас многие болеют.
Потом заболели Микан и Рута, когда они уже выздоравливали, слегла Тирина. Я же, несмотря на хлипкое телосложение, имел хороший природный иммунитет и гриппом болел крайне редко. Пронесло и на этот раз. Эпидемия же распространилась на всю близлежащую к городу округу, и Лучиса отправили на временную замену куда-то в сельский район. Тамошний лекарь заработал себе, бегая больным по вызовам, осложнение - серьезное воспаление легких и лечился теперь в Лучисовой лечебнице.
В тот вечер я закончил не слишком поздно, очень уж было холодно. Довез последнего клиента до места назначения, в бедноватый, но оживленный район на другом конце города, и возвращался домой. Мысли, как и обычно, когда я оставался один, крутились вокруг Дарена. Я давно вычислил часовую разницу — получалось, что сейчас там ночь. Спит ли он сейчас или еще нет? Может, сидит в своем любимом кресле с книгой на коленях, но не читает, смотрит в стену, думает обо мне… А может, он не один, и сейчас кто-то другой жарко дышит, постанывает и извивается под его горячим тяжелым телом…. В Сине сейчас тепло, нет никакого снега. Степь, наверно, жухлая, серая, но небо все такое же высокое и светлое. Или у них там сейчас сезон дождей? Нет, кажется, дожди у них к весне начинаются... Как там, наверно, красиво весной... Я представил нас с Дареном гуляющими по цветущей степи и усмехнулся своей неуместной романтичности. Хоть бы издалека его еще разок увидеть...
- Извозчик! – запыхавшийся голос вернул меня в реальность. Я больше пассажиров брать не намеревался, но только открыл рот, чтобы отказаться, как мужчина умоляюще вскинул руки:
- Жена рожает, лекаря надо, что-то не так у ней идет! Тут он недалеко живет, я покажу!
Отказать в такой просьбе я не смог. Я находился посреди довольно большого жилого квартала и надеялся, что лекарь и впрямь живет недалеко.
Мужик нервно ерзал на сиденье, указывал дорогу, чуть ли не прислоняясь ко мне. Я молча терпел, понятно же, человек волнуется. Мы заехали в мешанину узких коротких улочек, я, было, обрадовался, что вот уже, кажется, приехали…
Дальнейшее произошло так быстро, что я ничего не успел сообразить. Из темноты резко выступил черный силуэт, схватил Серого под уздцы. Я подскочил, замахнулся кнутом, но больше ничего не успел. Что-то тяжело ударило меня в голову сзади, и я отключился, уже остатками сознания ловя ослепительную вспышку боли.
Глава 16.
Я приходил в себя медленно, слой за слоем воспринимая окружающее. Холодно, мокро на лице – снег. Темно – я на улице. Больно – что-то случилось. Я приподнялся, чтобы встать, но тут в затылке как будто что-то взорвалось, и я упал обратно, корчась от резкой боли и неудержимой тошноты. Вокруг все куда-то плыло, даже закрытые глаза не помогали. «Сотрясение, - подумал я, - а может, и похуже что-то. Как же я в это вляпался?»
- Вот он, вот лежит, бедолага, - послышался взволнованный женский голос. – Ох, злодеи, не пожалели мальчишечку, мало лошадь увели, еще и раздели, и разули. Как бы не поморозился, холод-то какой!
Послышался хруст снега под шагами, потом перед глазами замаячило пятно фонаря. Я зажмурился и застонал от новой вспышки боли.
- Живой? – спросил низкий голос с характерным акцентом, - эх, парень, повезло тебе! Прошлой ночью одного извозчика убили за лошадь-то с повозкой. Ты хоть жив остался, и тетка, вон, понимающая мимо проходила, тебя увидела да за помощью побежала.
Большие руки осторожно обхватили мою голову, я с усилием разомкнул веки и увидел серые прищуренные глаза в густых светлых ресницах. «Жаль, не Халег», - почему-то подумал я, хотя прекрасно понимал, что Халегу неоткуда взяться.
- Давай, я тебя аккуратненько, - «косатка» легко поднял меня на руки и отнес в стоящие поблизости сани. Я старался сдержать рвотные позывы. Женщина, стоявшая у саней, всполошилась:
- Да не терпи ты, вывернет, может, и полегчает. Понятно же, сильно тебя по голове приложили, вот и тошнит.
Потом она заботливо обтерла мне лицо, укрыла одеялом. Только тут я понял, что на мне нет ни тулупа, ни сапог. И правда, раздели и разули. На старенькую шапку и рукавицы не позарились, и то спасибо. Тулуп у меня был добротный, почти новый, от Келтена оставшийся. А сапоги я сам покупал, тоже дорогие, из плотной замши, с толстой войлочной подметкой, очень теплые, на меху. И правда, хорошо, что жив остался. В такую погоду замерз бы, как пить дать.