Стало чуть полегче, но зато пришли мысли. Что мне теперь делать, без Серого? Утром я проснулся, уже четко вспомнив все происшествие, и как мог, подробно описал того мужика зашедшему с утра пораньше снять с меня показания стражнику, но очень сомневался, что лошадь найдут. Жалко было и самого Серого, я очень привязался к нему, теплому, доброму, отзывчивому на внимание и ласку, но всего жальче было так бездарно потерять подарок Дарена. Хорошо, хоть часы под теплой кофтой и рубашкой остались незамеченными. Жизнь казалась мрачной и безрадостной, сам я – никчемным и никому не нужным.
Немного развеяла мою хандру прибежавшая после школы Ости. Осторожно погладила меня по голове, поцеловала в лоб: «Чтобы не болело», спросила, почему ноги забинтованы и почему я такой грустный. Потом, хитро прищурившись, обещала мне завтра приятный сюрприз и ушла. Оставшееся до вечера время тянулось, как резиновое.
Утром лекарь еще раз подтвердил, что прогноз благоприятный, и посоветовал набраться терпения и лежать. «Зато, - сказал, - будешь как новенький». Я кивнул, а что оставалось делать? Но перспектива провести в таком положении еще пять-шесть дней, как мне было сказано, привела меня в ужас. Я же свихнусь от скуки. Тем более что лекарь запретил мне читать и вообще сильно нагружать глаза.
Утром приходил Микан, принес огромную сумку с разнообразной едой.
- Вот это Рута велела, чтобы сразу съел, пока горячее, - сунул мне под нос горшочек с супом. – А остальное можно потом, она специально такое готовила, чтобы и холодным съесть можно было.
- Я не съем столько! Просто не влезет!
- Съешь-съешь. Тут на самом деле не так уж много, просто все в разной посуде. Ты просто здешнее не ешь, зачем тебе, у Руты все гораздо вкуснее.
Мы еще немного поболтали, Микан ушел, обещав, что придет сегодня еще раз, вместе с Ости.
После обеда к тому молодому парню, что все время лежал, собрался настоящий консилиум. Были все три лекаря нашей лечебницы, еще один, явно профессорского вида сухонький старичок и даже два жреца полного посвящения в темно-зеленых мантиях. Видимо, был действительно серьезный случай. Два других соседа вышли, освобождая помещение. Я бы тоже ушел, если мог, но пришлось лежать, слушая непонятные слова, которыми обменивались врачи.
Когда в палату заглянула Ости, я замахал на нее: «Подожди». Она понятливо кивнула и закрыла дверь.
Наконец, процессия двинулась на выход. Я ждал Ости, но она никак не заходила, а в коридоре слышались громкие возбужденные голоса. Потом дверь открылась, и вошли четверо: оба жреца, перепуганная Ости со Снежинкой на руках и мрачный Микан. Я все понял.
Едва меня увидев, Ости заплакала:
- Дима, я только хотела, чтобы Снежинка тебя полечила…
- Не плачь, - я с трудом выдерживал спокойный тон. – Не надо, я же понимаю, что ты как лучше хотела. Я не сержусь на тебя, только не плачь…
- Ну зачем же так реагировать, - приятным баритоном заговорил тот жрец, что помоложе, - господин Димит (после Сина я продолжил пользоваться этим именем), конечно, не очень приятно, когда раскрывают ваш маленький секрет. Но ведь сколько пользы вы можете принести человечеству!
«И храму Хосмара», - подумал я, но промолчал. Что-то говорить не было сил, я просто отвернулся.
- Хорошо, господин Димит, вы сейчас плохо себя чувствуете, но мы еще вернемся к этому разговору.
Жрецы вышли. Ости продолжала всхлипывать, я повернулся к ней.
- Ну перестань, Ости, не надо. Все равно рано или поздно это бы произошло. Давай сюда Снежинку, пусть, и правда, меня полечит. И расскажите толком, что случилось.
Оказалось, все просто до безобразия. Один из жрецов несколько раз осматривал Ости в прошлом году и, узнав ее, был несказанно удивлен ее состоянием. Пока бедняжка пыталась что-то ответить, раздосадованная долгим пребыванием за пазухой Снежинка вырвалась от Микана и бросилась наутек по коридору. Ее поймали, последовали новые расспросы, и что могли сделать десятилетний ребенок и шестнадцатилетний подросток против умных, взрослых, профессионально умеющих задавать нужные вопросы людей? Только признаться.
Когда они ушли, я надеялся, что удалось немного успокоить Ости. Нельзя, чтобы девочка второй раз чувствовала себя предательницей. Я попросил Микана остаться ненадолго под предлогом помочь с «уткой» и сказал: