Подходящих построек было немного. Большинство расположенных рядом строений представляли собой жалкие развалины, и даже с учетом того, что послание Савелова было написано почти полвека лет назад, уже тогда ни один из них не подошел бы не только на роль последнего приюта, но даже — обычного ночлега.
Вскоре, однако, Игорь обнаружил то, что искал. Неприметный, вросший в землю домик с покосившимися, но до сих пор целыми стенами, он был почти полностью покрыт толстым слоем мха, а из единственного его окна выглядывала бледно-зеленая ветка кустарника.
Игорь подошел ближе, к самому входу, и только здесь смог разглядеть тусклые, едва видные сквозь мох, потрескавшиеся от времени буквы. «И.С.»
Он долго не решался перешагнуть через порог и, даже включив уже фонарик, некоторое время топтался возле входа, отчетливо понимая, что можно увидеть там, внутри. Давно истлевшие останки, выбеленные ветром кости, окаменевшие от времени вещи… Наконец, зажмурившись, Игорь решительно вошел.
Хижина была абсолютно пуста. Ни праха, ни костей, ни вообще, каких-либо следов человека. Ничего.
Игорь опустился на колени и тщательно осветил пол, а затем — и стены этого мрачного места.
Сомнений нет: если Илье Савелову и суждено было умереть, то смерть его наступила не здесь. Но ведь он был явно готов к этому, оставляя свои инициалы над дверным проемом…
Игорь торопливо покинул хижину и почти бегом направился в сторону Рефрактора. Неужели он ушел? Неужели ему это удалось?
Остановившись на краю, возле самого спуска, Игорь вынул бинокль и принялся тщательно изучать низкое пологое дно кратера. Ничего не видно. Только серый песок и редкие узоры, которые рисует на нем слабый безвольный ветер. А ещё…
А ещё были камни.
Игорь заметил первый камень не сразу, хотя тот лежал совсем близко — примерно метрах в ста от края песчанной «арены». Никаких сомнений: белый, похожий на кусок грязного льда обломок, явно подобранный где-то среди развалин.
Так, а вон — ещё. Правда, уже значительно дальше. Максимально приближаем изображение — всё верно: ещё один такой же, близкий по размерам и цвету булыжник… Судя по траектории, Савелов решил идти не напрямик, а как бы по спирали, стараясь, видимо, избежать по возможности любых резких изменений…
Хорошо, смотрим дальше. Игорь медленно перемещал бинокль вдоль воображаемой линии, тщательно изучая песчанный рельеф и останавливаясь на каждом бугорке. Пока ничего… Интересно, почему же больше нет камней?
Он потратил на исследование поверхности около получаса, но дальнейшие поиски, к сожалению, так ничего и не дали, кроме первоначально найденных двух обломков.
К сожалению? Или, наоборот — к счастью?
Он опустил бинокль и, задрав голову, в который раз посмотрел на «бэта-солнце».
— Эй, может быть, ты знаешь? Что случилось с ним — первооткрывателем вашего чертового мира?
Молчание. Молчание и бесконечно яркий и жаркий свет равнодушной звезды. Звезды не умеют говорить.
Не дождавшись ответа, Игорь махнул рукой и, убрав бинокль в рюкзак, решительным шагом направился прочь от кратера. Что ж, если выбора не было у Ильи, то, значит, выбора нет и у него — единственного из «сталкеров», до сих пор сохранившего рассудок. А раз так, то ему нужно спешить.
До захода солнца он должен успеть вернуться в «каменную деревню».
42
— Тебе вовсе не обязательно было ходить туда, — наконец, вымолвил Лёха, поднимая голову. — Я знал об этом с самого начала…
При свете костра в ночной темноте он походил на шамана из древних фильмов: поблескивающая в свете пламени одежда, длинные растрепанные волосы, перепачканное сажей лицо… Игорь вынул из кармана капсулу и, вытряхнув на ладонь шарик, протянул его своему собеседнику.
— Вот, глотай ещё… О чем знал? О городе?
— Нет… О городе — нет. Но о Колоссе я знал всё. От отца… — молодой человек послушно взял таблетку и, не глядя, закинул себе в рот. — Вблизи башни создается вихрь. Не всегда, а только в определенные моменты…
— Ты говоришь про импульсы?
— Наверно… Но во время вихря идти напрямик нельзя — попадешь в эпицентр. «Окна» в эпицентре ведут не домой, они ведут в вечность…
— В смысле? Что значит — в вечность? На тот свет, что ли?
— Почти. В пространство, которое и не здесь и не там, либо же, наоборот — в другое время. Никто не знает.
— Но тогда — как уходить?
— Уходить можно только через обычное «окно». Вихрь генерирует их в огромном количестве — по окружности. Радиус бывает разный, но начинать нужно с самой дальней траектории…
— Интересно, — вслух подумал Игорь, — знал ли об этом Савелов или пошел по спирали чисто интуитивно, наугад?
— Причем «окна», — продолжал монотонно рассказывать Лёха, — будут открываться не впереди идущего, а — за его спиной. Вернее, открываться-то они могут везде, но чтобы войти в «портал», нужно сначала пройти сквозь него и затем сразу же шагнуть назад…
— Откуда такие подробности?
— Люди из ФБР нашли свидетеля, побывавшего в одном из «Ареалов». Он по шагам описывает всю процедуру возвращения, которую ему довелось проделать лично. Вся эта информация поступала в Кембридж, и частично — моему отцу. Наша разведка сотрудничает с американцами по проблеме «Шандорского ключа»…
— Это я знаю. Так что там ещё про вихрь?
— Да ничего. Чем дальше от Колосса ты входишь в портал, тем точнее попадаешь при перемещении назад, на Землю. Таким образом, желательно войти на самом дальнем круге — как только образуется очередной вихрь… Слушай, у меня почему-то начали дрожать пальцы…
— Не обращай внимания — побочный эффект дэз-проптизола… Но как узнать о том, что вихрь зарождается?
— Нужно смотреть наверх, по возможности — на самую вершину Колосса. Хотя самой вершины с земли практически и не видно… Но на большой высоте, при ярком дневном свете можно заметить марево от сильно колеблющегося воздуха: импульс идет сверху, и в какие-то моменты окна «мелькают» в атмосфере часто-часто, как прозрачные молнии. Это можно увидеть в бинокль…
— А ночью?
— Ночью импульсы случаются ещё чаще и сильнее, чем днем, но увидеть сигнал об их зарождении в темноте невозможно. Поэтому лучше не рисковать…
— Так… — протянул Игорь, приподнимаясь и подбрасывая в костер сухих веток. — Значит, выходит, с утра мы сможем убраться отсюда.
— Сможем, — безучастно кивнул Лёха. — Только вот зачем?
— Зачем?! А ты что, всю свою жизнь мечтал сдохнуть наркоманом? Или того, что я рассказал, тебе недостаточно?
— Знаешь… Даже если верить письму, которое написал Савелов, я не думаю, что существует такая уж большая разница…
Взгляд молодого человека внезапно стал сосредоточенным и резким: без сомнения, стимулятор уже сделал своё неизбежное дьявольское «дело».
— Да, действительно… Какая разница, Ван Гог? Между медленной, но яркой смертью здесь и долгой, но унылой жизнью там — в безумном, прогнившем и больном мире. Или, по-твоему, наш земной мир не умирает сейчас в медленной мучительной агонии, как грязный и вонючий наркоман? От перенаселения, нищеты и голода, всё новых и новых ужасных болезней, от постоянной угрозы полного своего уничтожения? Так, может, тогда лучше сдохнем здесь — молодыми и здоровыми, в объятьях тех, кого любим, чем вернемся назад, в зловонную дыру, называемую «планета Земля», с её эпидемиями, преступностью и стремительным вымиранием белого населения? Подумай, дэд крейзи мэн, подумай…
— Ты гляди, как запел, — усмехнулся Игорь, — сразу видно — ожил, сталкер-рецидивист. Только рассуждения твои — всего лишь типичный бред наркомана. А кроме того, мой юный друг, думать тут не над чем. Прежде чем, ты откинешь копыта от якобы райских видений, тебя ждёт здесь один маленький, но весьма неприятный сюрприз.
— Донт, мэн, донт, — прищурился Лёха. — Что ты имеешь в виду?
— То и имею. Тебя заживо сожрут.