На секунду показалось, что на судне больше никого нет. Русские разделились: арбалетчики стали высматривать цели на берегу, мечники занялись осмотром судна. Как только крышка люка была открыта, оттуда полезли монголы.
В живых остался мальчишка и рыжий немец, которого взяли уже на другом берегу реки. За излучиной реки, в основном лагере пленных хватало. Как потом выяснилось, из пятисот человек в живых осталось меньше сотни.
– Как дети малые! Всего десяток секретов. Ни собак, ни лошадей. Кто заснул и храпит, кто разговаривает, чтобы не спать. Всех нашли и вырезали заранее. Им нужно было монголов в охранение поставить, те службу знают. Но тех мы по запаху бы почуяли, они не моются никогда, – сотник позволял в докладе вольности, воевал с Евпатием уже семь лет.
– Немец непростой, по словам мальчишки младший сын какого-то князя Пархим. Терпит целый час, а калечить ты запретил, – доложился ординарец.
– Наши потери? – Евпатий всегда берег своих.
– Два десятка раненых. Половина не выживет. Часть ранений от своих же бомб, часть немцы порезали на том берегу. На правом берегу заслон жиденький был, немцы спали бездоспешные, сразу бросились в реку. Больше сотни переплыли на ту сторону. Как оказалось, даже с ножом они отличные воины, – комбат понимал, что виноват.
– Достаточно было переправить на правый берег два десятка конных лучников. А бомбы, зачем бросали? – проворчал Евпатий.
– Около сотни немцев спали в доспехах, им в реку нельзя, вот они и пошли на прорыв. Наши сделали всего один залп. Тех, кто в атаку на немцев в первых рядах шел, зацепило.
– Мальчишка твердит, что против нас крестовый поход. Другие пленные подтверждают. Разреши перейти к следующей стадии допроса, немецкий княжич, наверняка, много знает, – попросил ординарец.
– Хорошо. Отправляйся в пыточную. Правую руку оставьте целой, вдруг этому княжичу письмо написать отцу надо будет, – Евпатий не любил эту сторону работы, но за многие годы привык. Часто без нужных сведений могли погибнуть его люди, а это перевешивало все правила, которые преподавали ему в училище. Формально, Евпатий нарушал и законы империи, и устав. Но он давно уяснил для себя, что ему нет смысла прятаться за закон или устав. И всегда поступал так, как считал нужным. Как то в разговоре с заклятым другом и соперником, князем Белоозерским, выяснилось, что тот, как и его брат Невский давно поступают также.
Через час рыжий княжич заговорил. Монголы приняли католичество все в один день. И теперь, монголы вместе со Священной Римской империей, Венгрией, Францией, Данией, Англией и Ливонским орденом идут крестовым походом на Русскую Империю. Уничтоженный германский отряд должен был только отрезать отступление русским из крепости. Основные силы осадят крепость не сегодня-завтра.
Евпатий послал голубиную почту. На башне разожгли огонь и начали сигнализировать в ближайшие крепости о приходе врага. День стоял ясный, дымный столб, разбитый на длинные и короткие дымы, был виден издалека. Короткое сообщение к вечеру было известно во всех крепостях королевства. Голубиная почта в Галич запоздала, но была гораздо подробнее. Ночью волна информации докатилась до Киева, уже с помощью светотелеграфа. Через два дня по всей империи двигались войска. В Балтийское море вышел русский флот, следовало остановить перемещение войск из Дании и Англии. Флот получил приказ топить все встречные суда. Началась тотальная война.
Но все принятые меры опоздали. Приграничные крепости были атакованы одновременно, большинство были взяты штурмом, в первый день. Крестоносцы не жалели ни себя, ни своих новых братьев – монголов. Двести тысяч легкой монгольской кавалерии и сто тысячная армия западной панцирной кавалерии и пехоты могла уничтожить любую страну.
Через месяц самые плодородные земли Русской Империи были захвачены. Ливонский орден взял Псков и подошел к Новгороду. Самые богатые королевства империи Галицкое, Балтийское и Украинское были захвачены врагом. Редкие крепости в тылу врага держались. Только те, где было много пушек, огнеметов и бомбометов. И где были надежные, испытанные воины. Черск, Варшаву и Сандомир враг взять не смог, князь Белоозерский Андрей и Волынский герцог Евпатий были живы.
Осажденный Киев не сдавался. Громадный город было трудно оборонять. Больше половины жителей не поверили возможности прихода врага и остались в городе. Силы защитников таяли день ото дня. Армия крестоносцев давно уменьшилась до трети, до ста тысяч, но русской армии фактически не существовало. Если собрать все отряды по всем крепостям и городам, то наберется больше сорока тысяч, а с ополченцами все сто. Но каждый отдельный отряд не превышал батальона. Лишь в Киеве гарнизон достигал десяти тысяч человек. Император опустил руки, в унынии наблюдая восьмой тотальный штурм города.
– Напалма для огнеметов и зажигательных бомб у нас хватит надолго. Еще десяток таких штурмов и от пятидесяти тысяч крестоносцев останутся только головешки, – угрюмо проговорил Никита.
– Мы победим, – горестно согласился Валера.
– Страна разорена. Людей угнали в полон.
– Север цел. Валентин уводит мастеровых на Урал. Мы восстанем из пепла.
– Да. В очередной раз. Валер, ну почему так? Всю дорогу здесь сплошные неудачи. Сколько ты подмазывал монголов! А они ни на какие переговоры так и не пошли. Стоило папскому посланнику приехать в Познань к Бату-хану, как за три дня они обо всем договорились. Кто мог подумать, что один короткий визит всё решит?! Через месяц вся Европа уже собралась в бывшей Польше. Некрас не поверил агентуре, думал провокация. А я его поддержал.
– Никита, это не у нас такая несчастливая звезда. Нет. Всю дорогу нашему народу не везет. Вспомни наши поездки в 1894 год. Какие люди! Какой мощный рост страны! Наши достижения здесь кажутся мелкими. Но ведь нашлись люди, чтобы испоганить, разрушить страну. А после второй мировой! Как Хрущ всё испортил. Про Меченого вообще молчу! Такую страну просрал!
– Ты хочешь сказать, что это рок? Что все наши усилия бесполезны, а жертвы напрасны?!
– Нет, Никита, под монголам нам уже не быть! Поляки смуту нам не устроят! А после крестового похода к нам в Европе осталось не так много рыцарей! Как бы арабы им не намылили шею!
– Ты заметил, в какую яму нужно скатиться нашей стране, какие страшные жертвы принести нашему народу, чтобы начался подъем?!
– Да. В самый плохой, в самый жуткий момент истории у нас есть надежда!