- Я жена Романа Ивановича, - тихо назвалась женщина. - Скажите, пожалуйста, когда он последний раз был на службе?
Ей ответили, и Олешева выговорила в отчаянии:
- Где же он?.. Дома нету. какой уже день все милиции обегала, хочу в морг пойти. он всегда был такой аккуратный! Это впервые в жизни.
Она не выдержала и тихо всплакнула. Женщинам стало жаль ее. Они начали, как это водится в подобных случаях, утешать ее бодрыми рассказами, что вот, мол, у моей подруги тоже муж куда-то пропал, но потом явился, как стеклышко. Оказывается, он был там-то и там то. ну и так далее!
Жена Олешева внимательно выслушала все эти занимательные новеллы и, попрощавшись, тихо ушла. Хорошая, добрая женщина, как подумалось тогда про нее всем.
И потому, когда Маша Колосова, фыркнув, сказала:
- А что, девочки, если у нашего старого пирата любовница завелась?
Все тогда накинулись на Машу, и общий приговор был таков, что она глупая девчонка и даже бесстыдница.
А стол Романа Ивановича пустовал еще долго и сесть за него снова ему было уже не суждено.
3
Екатерина Михайловна, как звали жену Олешева, вышла на перрон незнакомого полярного города, и ее сразу же поразил воздух - он как-то резанул ее йодистым запахом моря и свежей рыбы.
Боясь воров и жуликов, она стиснула меж колен дорожный чемоданчик и нерешительно огляделась. Разбросанные по скалам небоскребы высились рядом с гнилыми бараками пакгаузов, в пасмурном небе плыл четкий квадрат метеозмея, кричали корабельные сирены, в глазах рябило от моряцких эмблем и нашивок, а какая-то девица, расставив ноги в болотных сапогах, кричала с перрона:
- Ах ты, мякиш пеньковый, только вот посмей мне, так я тебя выстираю!..
Оглушенная и оробевшая, Екатерина Михайловна выбралась на привокзальную площадь. Взяла такси:
- Ничего-то я здесь не знаю, - обратилась она к шоферу. Уж отвезите вы меня, пожалуйста, до порта.
Вдоль полосы портовых причалов высились тупые бивни корабельных форштевней; здесь же на досках причалов матросы драили щетками громадные полотнища парусины, и шофер привычно гнал "победу" прямо по густо намыленным тентам.
- Может, заодно уж, и где "Александр Матросов" стоит, знаете? спросила Екатерина Михайловна.
"Александр Матросов" оказался пузатым, с крепкой грудью, океанским буксиром, почерневшим от тяжких и неустанных трудов. Волна сильно качала его, перекинутая на пирс с его борта сходня ерзала под ногами, и Екатерина Михайловна очень боялась упасть в воду.
Какой-то человек в промасленном ватнике и с трубкой в зубах подхватил ее за локти, бережно поставил на скользкую палубу:
- Кому прикажите доложить? - спросил он игриво.
- Мне бы Олешева, я жена его. Вот. приехала!
- А-а-а, - нисколько не удивился моряк, как будто жены к Олешеву приходили каждый день. - Идите под полубак, третья дверь от камбуза. Вы, что такое камбуз, знаете? Так вот, третий клинкот по левому борту. Каюта кочегаров, там написано.
В каюте, куда прошла Екатерина Михайловна, молодой здоровяк матрос играл с пушистым котенком. В иллюминатор залетали брызги, по столику перекатывалась, грозя разбиться о палубу, пустая бутылка из-под вермута.
Парень выслушал женщину и сразу взялся за кепку:
- Это можно, - с готовностью сказал он. - Только супруг-то ваш сейчас на подогреве котлов. Пойдемте - я покажу, где он.
Они вышли к площадке крутого трапа, матрос помог Екатерине Михайловне спуститься вниз и, крякнув, толкнул перед собой тяжеленную стальную дверь. В лицо сразу полыхнуло горячим жаром, замутило от противного запаха перегретого масла, навстречу рванулось яростное шипение пара, свистящий вой котельных форсунок.
- Эй, Олешев! - гаркнул матрос, перешагивая через высокий комингс. Тут к тебе пришли.
Екатерина Михайловна заглянула внутрь и отшатнулась: ее муж, Роман Иванович, всегда такой чистюля и аккуратист, сейчас стоял, опираясь на лопату, раздетый до пояса, в каких-то рваных брезентовых штанах, и по его усталому, похудевшему телу стекал крупный, обильный пот.
Боясь войти в эту корабельную преисподню, пышущую огнями, Екатерина Михайловна прислонилась плечом к острому горячему косяку двери и. заплакала. Роман Иванович отбросил лопату и крикнул кому-то в полумрак кочегарки:
- Васька, подсмени-ка меня на часок, потом сочтемся по дружбе. Он слегка обнял жену, подталкивая ее к выходу, и ласково попросил:
- Ну-ну, хватит, что ты! Не надо плакать. все очень хорошо. Ты даже не знаешь, как все хорошо!..
Муж умылся, привел себя немного в порядок, и они поднялись на причал.
- Пойдем, - сказал Роман Иванович, беря жену под руку, - тут неподалеку есть одно место, посидим.
- Куда это? - рассеяно спросила жена.
- Там увидишь. Больше-то все равно здесь некуда деться, не стоять же на причале.
Он привел ее в портовую закусочную, стены которой украшали "Девятый вал" Айвазовского, никого здесь не пугающий, и грозные напоминания о штрафе для тех, кто осмелится заниматься "распитием спирто-водочных изделий".
Екатерина Михайловна, никогда не бывавшая в заведениях подобного рода, присела за столик. Дружинники как раз выводили пьяного матроса, а нервная толстая официантка кричала ему вслед:
- Чтоб ты потоп, зараза! Вот приди только еще раз, так я ребятам с танкера "Юкагир" скажу. они тебя выдрают, как медяшку. Не будешь приставать к честным девушкам!
- Ромочка, милый мой, уйдем отсюда, - взмолилась Екатерина Михайловна. - Уйдем, прошу тебя.
- Да, - покорно согласился муж, вставая, - здесь, конечно, не "Универсаль", а я уже не главный калькулятор.
Направляясь к дверям, Екатерина Михайловна чуть было снова не расплакалась.
- Боже мой. Боже мой! - в растерянности повторила она несколько раз.
Выбравшись из порта в город, они зашли в столовую Междурейсового дома моряков и долго молчали, сидя друг против друга, разделенные букетом искусственных цветов.
Наконец Роман Иванович спросил: