Уоррик фыркнул.
— Очень умно придумано, но я не верю ни одному слову.
— Вы думаете, меня заботит то, во что вы верите? Месяц назад — да, но не сейчас.
— Твои обстоятельства зависят от того, во что я верю.
— Мои обстоятельства не могут стать хуже.
— Не могут? — спросил он с угрозой в голосе. — Я могу действительно наказать тебя.
Это заставило ее вскочить на ноги в ярости.
— Давай, вперед, черт тебя возьми! Сделай это! Все равно это не прибавит ничего к тому презрению, которое я сейчас испытываю к тебе.
— Сядь, — глухо прорычал он.
Она села, нет, не перед ним.
Она обошла камин, прошла к другому окну и села там на скамейку, вполоборота к окну. Она невидящим взглядом смотрела наружу, чувствуя, как руки дрожат у нее на коленях. Она ненавидела его. Презирала его. Она бы хотела, чтоб он…
Она услышала, как Уоррик подошел сзади, закрывая проход из этой ниши, так что она не могла бы уйти, если только не оттолкнула бы его.
— Ты не оправдаешь себя. Я тебе не верю, что бы ты ни сказала теперь. То, что ты сделала, похоже на предательство. Если бы ты сказала, что д'Эмбрей в моих владениях, я пустился бы за ним в погоню, несмотря на ночь. Если бы ты сказала мне, что ты Ровена из Туреса, я бы скорее защитил твои владения…
— Скорее? — саркастически оборвала она. — Вы не думаете, что я обеспечиваю их вам сейчас, нет?
— Успокойся, — фыркнул он. — Твое негодование неуместно, Я не могу отпустить тебя, чтобы ты сообщалась с этим дьяволом, и я вовсе не уверен, что у вас нет секретного посланника, который передает сообщения. Мне теперь надо будет спросить людей, чтобы узнать, кто входил и выходил отсюда. Будь благодарна, что я не засадил тебя в темницу.
— Благодарной за этот гроб, где я не слышала ни слова ни от одной живой души в течение месяца? Да, я благодарна, — язвительно проговорила она.
Последовало молчание. Она не оборачивалась посмотреть, произвели ли на него впечатление эти слова. В своем гневе он приговорил ее, не проверив своих подозрений, даже не спросив ее, виновата ли она. Эта проклятая боль, о которой Ровена думала, что она утихла, стала опять острой, дрожала у нее внутри, комом сжималась в ее горле.
Наконец она услышала, что он вздохнул.
— Ты вернешься к своим обязанностям, которые у тебя были вначале. Но тебя будут сторожить. И тебе никогда не будут доверять.
— Когда это, интересно, мне доверяли? — спросила она горько.
— Когда ты была со мной в постели, я доверял и не думал, что ты предашь меня.
— И я не предавала. Это была предосторожность — то, что я делала.
— И когда ты изображала, что хочешь меня?
Ровена хотела бы ему ответить: «Да это тоже», но она не собиралась врать, чтобы причинить ему боль.
— Нет, я имею в виду свое молчание. Но вы можете не беспокоиться, что мое непристойное поведение в прошлом грозит вам опять. Что бы я ни чувствовала тогда, этого уже нет.
— Черт возьми, Ровена, ты не заставишь меня сожалеть о моих действиях. Это ты…
— Избавьте меня от дополнительных обвинений. Я не желаю больше ничего от вас слышать, кроме … скажите, что вы сделали с моей матерью?
Уоррик молчал так долго, что она думала, он не ответит ей. Он был достаточно жесток, чтобы оставить ее в неведении, но нет — не так жесток.
— Я поручил ее заботам моего друга, Шелдона де Вера. Она помогла мне при взятии Эмбрея. Поэтому я отплатил ей благодарностью. Она помогла мне также открыть оставшиеся твои владения, что ты должна была сделать. Людей д'Эмбрея выгнали оттуда почти без кровопролития. Он больше не имеет контроля над тем, что твое.
Она не поблагодарила его за это. У него теперь контроль над всем, что ее, также, как и над ней, и непохоже, что он собирается от этого отказываться.
Спокойно, не оборачиваясь к нему, с равнодушием к тому, что с ней будет, она сказала:
— В тот день, когда вы вошли в Киркбург, я собиралась дать вам вассальную клятву — несмотря на вашу ужасную репутацию — если окажется, что вы лучше Гилберта… но вы не оказались лучше. Вы послали меня прямо в темницу. Неудивительно, что я никогда не решалась вам привнаться, кто я.