Как уже говорилось, Евангелие содержит не правила, а принципы, так вот, об основном принципе богопочитания Иисус сказал:
Бог есть Дух,
И поклоняющиеся Ему
должны поклоняться в духе и истине…
Поклонение «в духе и истине» требует непрерывных духовных творческих усилий, в то время как гораздо легче идти по пути рутинного повторения одного и того же: «Отцы наши спасались так, и нам отступать от этого негоже». При этом сознание погружается в самодовольную уверенность, что сделал все, «что положено». Это естественное стремление тварного существа остановиться в замкнутом цикле, им же созданном. Однако стремление Творца — непрестанное развитие и восхождение от старого к новому. Как–то раз один батюшка со вздохом сказал, как о чем–то самом сокровенном: «Как хочется все делать по закону!» Я возразил ему: «А мне гораздо больше хотелось бы по благодати». — «Ну да, — поспешил он, — я и говорю, — по благодатному закону». Как странно! Даже для священнослужителя благодать Божия остается лишь внешним теоретическим условием, которое, конечно, следует прикладывать в качестве прилагательного к тому, что идет само, без усилий из глубины человеческой натуры, — стремлению к закону.
В чем же здесь дело? Почему любители Устава нередко оказываются людьми, в сущности, как бы и не затронутыми христианством? Как–то один дьякон, потеряв терпение из–за постоянного шума и денежного звона за свечным ящиком во время чтения Евангелия, просто сделал паузу. На спорящих за ящиком стали шикать, тишина быстро восстановилась, и чтение было продолжено. После службы настоятель сделал дьякону замечание: «Нельзя! нельзя! Что вы? Ведь богослужение — это как река! Попробуйте остановить реку или спектакль в театре (!). Никогда больше так не делайте!» Вот оно! Нужное слово было наконец найдено. Сколько раз до и после этого приходилось слышать: «Безобразие! Становятся на клирос петь — устава не знают, все путают! Попробуйте в театре не знать роли — в два счета выгонят! А в церкви — считают — все можно». Стали понятными и вспышки гнева, если чуть что не так: на какую–то буквально секунду замешкались с подачей кадила или свечи или зажгли чуть раньше паникадило. С точки зрения молитвы это, может быть, и нежелательно, но «не смертельно». Но когда служба все время мысленно сравнивается со спектаклем… Кстати, некоторыми вновь пришедшими она, к сожалению, так и воспринимается.
Становится понятным довольно распространенное в Православии явление — скандалы в алтаре или в семье накануне больших праздников или в конце Великого Поста, перед Пасхой. Все это напоминает волнение режиссера перед премьерой. Я знал одного протоиерея, регулярно устраивавшего «большой разгон» кому–либо из коллег в Великую. Пятницу, перед самым выносом Плащаницы. Другие священники уже знали эту его особенность и со страхом ждали, кто же в этом году станет козлом отпущения настоятельского гнева. Впрочем, здесь была лишь разрядка волнения перед выносом Плащаницы и, главное, перед проповедью после выноса ее, как бы у гроба казненного Спасителя. Проповедь была, как правило, очень прочувствованной, со слезами. Только вот получившему нагоняй священнику (причем по любому ничтожному поводу, кто попадется) воспринимать ее было нелегко. Нигде оскорбления не переносятся так тяжело, как в алтаре.
Агрессивность церковных бабушек той же самой природы, что и у священников, страстных любителей устава. Для тех и других богослужение — действо, мистерия, нарушение порядка которой пагубно для ее, так сказать, эффективности, как объективной, сакральной, так и субъективной, психологической. Поэтому любое отклонение от привычного ритуала, любая самомалейшая помеха из–за нерадивого или вновь пришедшего «непосвященного» совершенно недопустимы и вызывают бурный протест. Меня всегда, например, поражала та грубость, с которой «знающие» богомолки расталкивают менее расторопных прихожан, чтобы дать дорогу батюшке, идущему, скажем, с каждением. Неужели лишняя секунда дороже человеческого достоинства? Нет ли здесь постоянного принесения человека в жертву сакральному порядку, не становится ли человек средством вместо цели?
Отсутствие такой агрессивности у баптистов вполне понятно. Поскольку у них нет жесткого устава, то есть порядка богослужения, «сценария» общественной молитвы, то вновь пришедший не может нарушить своим появлением хода проповеди или их простой молитвы, которая, кстати, может быть тут же изменена включением прошения об этом вновь пришедшем, о его благословении, благодарения за его приход и т. д.
Что касается проповедничества, то надо отдать справедливость — среди ортодоксов немало неплохих проповедников (впрочем, неплохих — это, скорее, на общем фоне почти полного отсутствия проповеди). Правда, проповеди их нередко страдают цветистостью и театральностью либо настолько архаичны, что совершенно «не назидают». Как–то я слушал такого рода проповедь об ангельской иерархии. Около часа проповедник подробно перечислял названия чинов ангельских и их функций, совершенно упуская из виду, что все эти средневековые конструкции имеют весьма мало оснований в Священном Писании и уж совсем не соотносятся с проблемами современной жизни. Однако нередко произносятся проповеди вполне глубокие и серьезные, особенно на нравственные темы, которые приносят, несомненно, большую пользу слушающим.
Надо сказать, что в среде ортодоксального духовенства следует, в свою очередь, выделять три типа людей. По своему духу они довольно точно соответствуют той типологии, которая уже существовала в новозаветное время, правда, на «другой почве». Речь идет о партиях фарисеев, саддукеев и ессеев. Последние, правда, в самом Новом Завете не упоминаются, но то, что о них сообщают историк I в. н. э. Иосиф Флавий, Филон Александрийский, и то, что мы узнали о них из данных археологии (Кумран), говорит о том, что ессеи были существенной частью того религиозно–общественного фона, на котором происходили новозаветные события.
В самом деле, очень уж похожи на ортодоксальных фарисеев некоторые из наших ортодоксов, так что, вероятно, можно говорить об ортодоксальном психологическом складе вообще. Речь идет не о лицемерии, а о постоянном стремлении к умножению человеческих заповедей и правил: «заповедь на заповедь, правило на правило». То же стремление к возведению вокруг заповедей Божиих целого забора других, ч е л о в е ч е с к и х заповедей и правил: для безопасности от повсюду угрожающих грехов с целью создания утонченной техники благочестия. Тот же страх перед всюду гнездящимся грехом усугубляется еще страхом перед всякого рода колдовством, заговорами, сглазом и т. п. и т. д. При этом удивительно мало внимания уделяется самому главному — Слову Божию, для которого просто уже не остается ни времени, ни внимания за всеми рекомендованными «батюшкой» акафистами, канонами, кафизмами. Людям вообще свойственно постоянное, часто бессознательное стремление заменить или подменить внутреннее внешним, общий принцип конкретным правилом, заповедь Божию — преданием человеческим. Выше уже говорилось о том, что чтение Писания подменяется лишь пиететом к нему. Между тем Иисус прямо сказал:
Если пребудете в слове Моем,
то вы истинно Мои ученики.
Явно недостаточное внимание к Священному Писанию никак не может компенсироваться чтением бесчисленных акафистов и канонов, поскольку они не что иное, как предание человеческое, религиозная поэзия, которая при всех своих достоинствах не может заменить собою Слова Божия.
Считать Священное Писание чем–то совершенно недоступным для верующих, думать, что от чтения, например, Евангелия, может быть даже вред («это еще как читать?!»), — значит принимать Библию за какой–то таинственный эзотерический текст, доступный лишь для посвященных. Но едва ли Бог замыслил принести Благую Весть в каком–то хитроумном зашифрованном виде, чтобы только избранные могли правильно понимать ее. Евангелия писались верующими для верующих, с целью зафиксировать в письменном виде проповеди о жизни, учении, смерти и воскресении Иисуса из Назарета, в котором они видели обетованного Мессию. Разумеется, эти древние тексты нуждаются в толкованиях и комментариях для более глубокого и полного их понимания. Однако даже при отсутствии такой вспомогательной литературы, человек, читающий Евангелие без предвзятости, а тем более читающий его с верою, всегда будет получать несомненную духовную пользу через познание Иисуса Христа, в Котором Сам Отец раскрывается нам.