Указанные четыре отличия веры от религии последовательно связаны между собой. Автор не претендует на исчерпывающее описание этих различий, важно, однако, подчеркнуть, что последнее из них, заключающееся в степени влияния на личность человека, является, в конце концов, самым решающим. Именно трагическим несоответствием между религией и верой людей объясняются столь многочисленные печальные страницы христианской истории: крестовые походы, инквизиция, религиозные войны, гонения на евреев, косность и фарисейство церковных должностных лиц, словом, все нехристианское, что было и есть в христианских Церквах.
В таком случае напрашивается вопрос: может быть, религия как внешний культ вообще не нужна, если она постоянно таит в себе угрозу подавления живой, непосредственной веры внешней, обрядовой стороной? Опыт некоторых протестантских деноминаций, например квакеров, где внешняя сторона уведена до минимума, скорее, говорит об обратном. При всей чистоте и высоком уровне веры квакерские общины в тех странах, где они существуют, остаются все–таки Церковью меньшинства. Сами члены этих общин свидетельствуют о том, что, например, рабочие, пришедшие на собрание квакерской общины после трудового дня, просто засыпают во время полуторачасовой безмолвной совместной молитвы. Дело в том, что большинство людей устроено все–таки так, что их вера, религиозные чувства нуждаются в тех или иных формах — пении, молитвах вслух (читаемых по богослужебным книгам, как в Православии и Католичестве, или свободной импровизации, как у баптистов, а также в некоторых моментах богослужения в последнее время и у католиков), музыке, убранстве и т. п.
Здесь, очевидно, нужно постоянно искать и удерживать необходимый баланс между содержанием веры и ее внешним религиозным проявлением. Нужно всегда помнить, что обряд не цель, а лишь средство для более полного переживания всем нашим человеческим существом — то есть не только духом, но и душевной и телесной сферами нашего «я» — нашей веры, нашей радости богообщения. Всегда имеется опасность «засушить» общение верующих, полностью удалив все внешние священные элементы — изображения, музыку, одежды. Это внешнее оформление не имеет никакого значения лишь тогда, когда создается необычайный духовный подъем за счет горячей молитвы или вдохновенной проповеди. Но по немощи человеческой это не всегда получается. И в этих случаях внешняя сторона — убранство, музыка, пение, сама атмосфера храма — восполняет недостающее, «подтягивая» внутренний настрой до необходимого уровня духовных переживаний. С другой стороны, по нашей православной жизни . нам хорошо известна противоположная крайность, когда в прекрасном многоголосом пении тонут слова, когда, несмотря на могучий бас протодиакона, нельзя понять даже, какой отрывок из Евангелия он читает, когда роскошные одежды епископов с длинными мантиями, концы которых за ними носят иподиаконы, скорее вызывают в памяти образ средневековых монархов, чем Христа, идущего на проповедь. Содержание веры, воспоминания о страданиях, смерти и воскресении Иисуса из Назарета, ради которых собираются на богослужения сотни верующих, совершенно исчезают за пышными аксессуарами.
Церковь и Ее общественное богослужение — общественная совместная молитва верующих — должны быть открыты поиску новых форм для того, чтобы если не всегда, то возможно чаще достигалась цель общественной молитвы — присутствие Самого Христа в Его Святом Духе, по Его слову: «Где двое или трое соберутся во имя Мое, там Я пребуду посреди вас».
Сама по себе опасность поглощения веры религией, то есть забвение в религиозной жизни самого главного, ради чего все это совершается, — в христианстве это забвение о цели его: приближении ко Христу, — связана с тем, что религия, как мы говорили выше, в значительной мере является результатом человеческого творчества, как бы ответом людей на откровение, даваемое Богом. Об этом очень часто и очень многие забывают. В результате имеют место два недоразумения:
1. Весь культ и обряд воспринимаются как данные нам через святых Самим Богом, и поэтому малейшие отклонения считаются совершенно недопустимыми.
2. Неприятие явных несообразностей в нашем богослужении нередко мучительно переживается как недостаток веры.
Между тем в ряде случаев это неприятие — явление совершенно нормальное, и вина здесь не тех, кто не может заставить себя принять все «как есть», а тех, от кого зависит внести в наш ритуал изменения, диктуемые самим временем.
Если попытаться понять причины этого неприятия, то можно отметить следующее. Несмотря на то, что большинство из вновь приходящих совершенно не сведущи ни в Священном Писании, ни в Предании, но одно то, что взгляды этих людей сформировались на основе лучших гуманистических традиций русской культуры, уже обуславливает ожидание: духовное должно быть прежде всего духовным. Люди могут и не знать слов: «Бог есть дух и поклоняющиеся Ему должны поклоняться в духе и истине (Ин. 4, 24). Но русская культура во всех своих лучших проявлениях это знала. Поэтому причина сознательного или бессознательного конфликта заключается здесь в том, что в нашем православном богослужении преобладающими, к сожалению, являются два подхода, которые, по сути, есть результат непонимания того, что же нового принесено в наш мир Иисусом Христом.
Первый можно назвать в определенном смысле магическим. Христианство в этом случае воспринимается как система спасительных священнодействий, данных нам Самим Иисусом. Отсюда задача священнослужителей сводится главным образом к тому, чтобы эти священнодействия вовремя и правильно исполнять, а мирян — вовремя и правильно к этим действиям прибегать. Осознание того, что любовь Бога к нам предполагает прежде всего нашу ответную любовь к Нему и ближним, вера в то, что в Иисусе все люди получают доступ к Богу, становятся Его детьми, — все это отступает куда–то на задний план, вытесняется, попросту говоря, обрядоверием.
Другой подход можно охарактеризовать как ветхозаветно–законнический. Он может либо переплетаться с первым, либо быть более или менее свободным от явного обрядоверия. При этом весь наш культ и обряд воспринимаются так же, как и в ветхозаветном иудаизме. Трехчастность нашего храма имеет своим прообразом ветхозаветную скинию. Священнослужители воспринимаются как особое сословие посвященных, а не просто как старшие среди братьев, учеников Христа (между тем в Новом Завете мы н и г д е не найдем, чтобы последователи Иисуса именовались «священниками»). Место ветхозаветных законов и предписаний занимают «Правила Вселенских Соборов и Святых Отцов» с твердым убеждением, что самой первой и главной задачей христианина является жизнь по этим средневековым правилам.
В подобной системе взглядов совершенно забывают, что христианство это не совокупность спасительных священнодействий, не воспроизведение ветхозаветного священства в «Новом Израиле» взамен «отпадшего». Это также и не система раз и навсегда сформулированных постановлений и законов.
Христианство — это (1) прежде всего открытие подлинного образа Бога как любящего Отца, целью которого является ке культ и закон, а ч е л о в е к, его полное и окончательное благо, которое на языке Библии называется «с п а с е н и е (2) Открытие истинного образа Бога как любящего Отца и доступ к Нему становятся для нас возможными через личность Иисуса из Назарета. На это была направлена проповедь и вся жизнь Иисуса: