Разумеется, к данной проблеме следует подходить максимально деликатно и вдумчиво, но решать ее совершенно необходимо, если мы не хотим превратить нашу Православную Русскую Церковь в общество любителей древней словесности. Неплохо вспоминать также и третью заповедь: «Не сотвори себе кумира». В данном случае из языка.
Некоторые итоги
«К концу императорского строя Русская Церковь была безусловно противоречивым организмом. Извне она казалась задавленной, обремененной непомерно сложным обрядом, консервативной, забывшей о земных нуждах человека, но внутри ее шла другая жизнь, вдохновленная Нагорной Проповедью. Оживление церковной жизни и мысли углубило традиционную полярность в Русской Церкви. Русское Православие никогда не было однородным телом. Строгая обрядность одних сталкивалась с требованием свободы других. Приверженность букве Святого Писания шла бок о бок с пророческим прозрением.
Обещанные императором в 1905 г. освобождение Церкви и созыв Собора всей Русской Церкви всколыхнули общественное мнение России. Появилось множество статей и книг по этому вопросу. Даже приходские священники, редко выражавшие свое мнение в печати, присоединились к общему ликованию».
«Несколько ранее замечательный историк древней Церкви В. В. Болотов (1854—1900) лучше всего выразил убеждение группы либерально настроенных церковных деятелей, указав, что для консервативного церковного деятеля «канонический» означает соответствующий церковной практике последних веков Византийской империи; это, по его мнению, была не самая благоприятная эпоха в истории Православия и отнюдь не пример для подражания. Болотов называет ошибкой желание восстановить канонический порядок далекого прошлого. Только те нормы, писал он, которые соответствуют нуждам нашего времени и могут улучшить современную церковную жизнь, должны считаться подлинно каноническими, даже если у .них нет прецедентов в прошлом. История Церкви должна служить источником информации, а не сводом законов»
События октября 1917 г. не только не позволили развиться всем этим замыслам, но даже привели к тому, что настроение большинства верующих и священнослужителей вернулось к вполне консервативной духовной ориентации середины XIX в. Так что в каком–то смысле сейчас предстоит начинать все сначала, то есть заново доказывать необходимость реформы внутри Церкви вообще и русификации богослужебного языка. Здесь, конечно, нет ничего удивительного, так как в условиях достаточно сильного, но не абсолютного внешнего давления отбор идет на сохранение консервативных тенденций, которым свойственно стремление не к христианскому перерождению жизни, а к средневековому варианту христианства. Для последнего характерны два направления религиозной жизни.
Первое — пышный расцвет формы, обряда, в которые вовлекаются довольно широкие массы верующих, но при котором все дело сводится лишь к христианской форме при языческом, по существу, содержании жизни. Второе направление — путь индивидуального спасения для немногих путем своеобразного ухода от активной жизни и работы, в основном в плане личного спасения. При этом мир и общество предоставляются силам вполне нехристианским.
Этот вариант христианства, господствующий как в Восточной, так и в Западной Церквах на протяжении многих веков, назван нашим замечательным религиозным философом В. С. Соловьевым «средневековым миросозерцанием». Позволим себе привести довольно большую цитату из его сочинения, поскольку это хорошо разъяснит суть дела.
«Средневековым миросозерцанием я называю для краткости исторический компромисс между христианством и язычеством — тот действенный полуязыческий и полухристианский строй понятий и жизни, который сложился и господствовал в средние века как на романо–германском Западе, так и на византийском Востоке.
Обыкновенно и противники и защитники средневекового миросозерцания одинаково принимают его за само христианство или, во всяком случае, признают за ними такую неразрывную связь, как между содержанием и соответствующей ему формой. Я нахожу полезным и важным выяснить, что христианство и средневековое миросозерцание не только не одно и то же, но что между ними есть прямая противоположность. Этим самым выяснится и то, что причины упадка средневекового миросозерцания заключаются не в христианстве, а в его извращении ,и что этот упадок для истинного христианства нисколько не страшен».
По ряду причин, отчасти уже разобранных выше, сейчас вновь, как в конце XIX — начале XX в., «средневековое миросозерцание» после некоторого периода реставрации приближается к упадку. Все острее чувствуется в нашем обществе «духовный вакуум». Все больше ощущается жажда и тоска по живому, действенному христианству. Христианству духа, а не формы, единения, а не разделения. Христианству будущего, а не прошлого.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
СОЦИАЛЬНЫЕ АСПЕКТЫ
Уже несколько десятилетий назад было обращено внимание на одну чрезвычайно любопытную закономерность. Если посмотреть на картину христианского мира, то нетрудно заметить, что самыми богатыми и развитыми в промышленном отношении странами являются страны протестантские: США, Швеция, Дания, Голландия, Швейцария, Германия, Англия (которая условно тоже может быть отнесена к протестантским странам) и др. Одновременно в этих же странах более устойчивые политические режимы, более демократические порядки. Напротив, католические страны — Италия, Испания, Португалия, Ирландия, Франция в XVIII—XIX вв., не говоря уже о странах Латинской Америки, — в целом беднее, политические страсти в них постоянно накалены, режимы часто неустойчивы.
Сравним, например, такие страны, как Франция и США. За последние 200 лет первая 15 раз меняла свою конституцию, и очень радикально, другая — ни разу. Одна пережила четыре буржуазные революции, другая — одну. В первой сложная и пестрая партийная система, в другой — две с трудом отличимые одна от другой основные партии [3] США — страна практически не знающая и не знавшая буржуазного антиклерикализма, и единственная буржуазная революция (война за независимость) носила исключительно экономический (и лишь в небольшой мере политический) характер. В католических странах (Франция, Испания, Мексика и др.) нередко вспыхивавшие революционные движения чаще всего носили ярко выраженный антиклерикальный характер.
Если распространить подобное сравнение на православные страны, то нетрудно заметить, что они, пожалуй, еще беднее католических, уровень демократических свобод в них самый низкий, — революции самые жестокие, а накал антиклерикализма самый высокий. Правда, здесь беднее с примерами, поскольку на протяжении последних четырех веков из православных стран только Россия обладала политической независимостью. Так или иначе возникает вопрос: чем объясняется указанная закономерность?
3
Д. Е. Фурман. Религия и социальные конфликты в США. М., «Наука», 1981. В значительной степени данная глава написана под влиянием этой интересной книги.