— Ах ты наглец, — говорю. — Я тебя отучу совать нос куда не положено. — И завернул ему руки за спину.
Потом бросил взгляд на вдову.
— Привет, красотка, — говорю. — Давненько мы с тобой не виделись. Тебе бы не мешало уплатить мне за убытки. А то ты изрядно порезвилась в моем доме.
Я подошел и отвалил ей такую оплеуху, что кресло разломилось надвое и блондинка очутилась на полу. На лице у нее в эту минуту было такое же выражение, как у мясорубки, если только у той есть свое особое выражение.
— Она работает на пару с Джимом Стеккино, — говорю…- И очень неплохо. Но пока не мешает ее связать.
Так я и сделал. Потом взял кожаную сумку и показал ее Дуарде.
— Тут лежат ровно восемьдесят два конверта. Восемьдесят два неопровержимых доказательства гнусного шантажа.
Дуарда бросилась мне на шею:
— Яко, ты великий человек! — воскликнула она и ласково поцеловала.
Я бережно освободился из ее объятий.
— Расскажи, что с тобой произошло, когда я оставил тебя одну в машине и отправился за бензином?
— Только ты ушел, — говорит, — как по обеим сторонам машины вынырнули эти типы: толстый и долговязый. Они обшарили весь дом и потом подкрались к «блимбусту». Фары у тебя не горели, и я ничего не заметила. Долговязый ткнул меня дулом пистолета, а желтый схватил за локоть. Я стала сопротивляться и успела выхватить из сумочки помаду. Слышу, желтый говорит: «Волоки ее в кухню и заставь все рассказать, а то мне надо вернуться в «Морено». Я все же сумела написать помадой на сиденье слово «газ».
— Значит, эта падаль знала, где ты?
— Конечно.
Я подошел к Шалфейчику и одним ударом вышиб ему еще восемь зубов.
— Потом мы приехали сюда, и тут нас уже ждала милая вдовушка, — продолжала свой рассказ Дуарда. — Похоже, она собиралась укрыться здесь на время от полиции. Долговязый мучил меня до тех пор, пока я не сказала, где спрятаны пятьсот монет.
— Пятьсот монет? — переспрашиваю.
— Да, — отвечает Дуарда. — Прости меня, любимый. Я сопротивлялась до последнего, но потом силы оставили меня. Пришлось сказать, что деньги лежат в конверте под матрацем в моей спальне.
— Перестань шутить. Ты же сама мне рассказывала, что те пятьсот монет прикарманила вдова. Когда лопала вареную ветчину.
— Это так, — отвечает Дуарда. — Но я о других деньгах говорю.
— О других?
— Ну конечно. 0 твоих.
Попробуй разберись во всей этой путанице.
Вдруг Дуарда как взвизгнет:
— Машина!
— Какая машина?
— Твоя. Где ты ее оставил?
— У дома.
— Беги скорее, — кричит она. — Спрячь ее. Не теряй ни секунды, Яко. Долговязый должен вот-вот вернуться. Он отправился ко мне домой забрать деньги.
Я потопал вниз. Вскочил в машину и, не включая фар, догнал ее к лесу. И бегом назад.
— Да, кстати, что это за мои деньги? — спрашиваю.
— Ты получил их за то поручение, которое я тебе дала ночью.
— Значит, у меня было поручение?
— Еще какое важное! — восклицает Дуарда. — И ты выполнил его с блеском.
Едва я собрался задать ей еще один вопрос, как донесся шум мотора. Вскоре шум умолк, и я услышал, как хлопнула дверца. На лестнице раздались торопливые шаги.
Вошел Джим Стеккино с улыбочкой на губах. Он вынул из кармана конверт, но вдруг остановился, и… улыбку как водой смыло.
— Приветик, — говорю. — Какая приятная встреча!
Джим метнулся было к дверям, но я схватил его за воротник и швырнул в дальний угол комнаты.
— Сейчас мы с тобой рассчитаемся, — процедил он сквозь зубы.
— А это мы еще посмотрим, — отвечаю.
Он привстал и собрался броситься на меня, но я изо всех сил съездил ему в брюхо. Не дав этому мазурику опомниться, я навел на него пушку.
— Сходи посмотри, нет ли чего подходящего, чтобы упаковать этого ублюдка, — говорю я Дуарде.
Она отправилась на поиски в соседнюю комнату.
— Этой ночью тебе немало пришлось поездить, — говорю.
— Проклятая скотина, — буркнул долговязый. — Надо было тогда укокошить тебя на месте.
Вернулась Дуарда.
— Ничего не нашла, — говорит. — Вот все, что есть. И протягивает мне тюбик с клеем.
— За отсутствием другого сойдет и это.
Отвинчиваю пробку, выжимаю немного клея и пробую, вязкий ли он. Вполне хорош.
— Снимай башмаки и носки, — говорю долговязому.
Он даже не пошевелился. Тогда я сам снял с него ботинки, даже не расшнуровав их, и сдернул носки. Потом намазал этому подонку голые подошвы клеем и поставил его отдыхать на деревянном полу.
— Этот клей схватывает мгновенно, — говорю.
Долговязый попытался оторвать ноги от пола, но у него ничего не получилось. Мы чуть животы не надорвали, глядя, как он дергается. Но он вскоре затих. Вынимаю у него из кармана конверт. Распечатываю. В нем полно ассигнаций по тысяче.
— Их ровно пятьсот, — говорит Дуарда. — И все они твои.
— Послушай, малышка. Хотел бы я знать, откуда они взялись. А то я сгораю от любопытства.
Только Дуарда собралась ответить, как вдруг снова послышался шум мотора и чуть позже стук захлопываемой дверцы. Затем в коридоре раздались шаги, и… отворилась дверь.
Глава четырнадцатая
Похоже на сборище автомобилистов, но в конце концов завязывается общая дружеская беседа. Трам уходит вполне довольный, а Каучу немного меньше
На пороге появился красивый мужчина лет шестидесяти, с живым симпатичным лицом. Он был совсем седой, но выглядел очень молодцевато.
На нем был элегантный костюм, белоснежная рубашка с голубым галстуком, на ногах синие туфли.
— Блю! — воскликнула Дуаода и бросилась ему на шею.
Я стою и смотрю как идиот, держа в руках пачку ассигнаций.
— Где этот человек? — спрашивает Блю низким грудным голосом.
Дуарда показывает на Джима Стеккино. Я поглядел на долговязого. Он дрожит как осиновый лист. Вдовушка тоже трясется, как припадочная. А Шалфейчик заметался, словно началось землетрясение. Блю окинул всех ледяным взглядом, затем посмотрел мне прямо в глаза и улыбнулся. Подошел и протянул мне руку.
— Благодарю вас, — говорит. — Вы отлично справились со своей задачей, Яко.
Вежливо пожимаю ему руку, но, убейте меня, если я хоть что- нибудь понял.
— Надеюсь, хоть вы объясните мне что к чему, — говорю.
— Для объяснений еще есть время, — отвечает Блю Катарро. — Сначала я хочу посмотреть, целы ли документы.
— Все целы и лежат в надежном месте, папочка, — отвечает Дуарда.
— Ты назвала его папочкой..?! — воскликнул я.
— Конечно, — отвечает Дуарда. — Я его приемная дочь.
— У меня до недавних пор было на службе немало милейших людей, — говорит Блю Катарро, пристально глядя на Шалфейчика. — Личный шофер, надежный телохранитель, кто еще?
Я же собрался ответить, что, если ты зовешься Блю Катарро и на совести у тебя столько гнусных преступлений смешно претендовать, чтобы тебя окружали одни джентльмены в белых перчатках и накрахмаленных рубашках, как вдруг вновь послышался шум мотора.
— Черт побери, — говорю. — Да тут, похоже, назначен слет автомобилистов.
Дверь распахнулась, в комнату ворвался Грэг, бросился ко мне, начал прыгать и лизать лицо.
— Все в порядке, Грэг. В полном порядке. Где ты пропадал? — спрашиваю.
И тут за какую-нибудь минуту в комнату набилось полно фараонов. Вперед протискивается Трам, и Каучу подлетает ко мне с кулаками. Я ему как двину по физии. Если бы не стена, бедняга Каучу летел бы без остановки прямо до самого Токио.
— Тепленькая компания, — говорит Трам. — Совещание, как я вижу, проходит на высшем уровне. А председательствует, если не ошибаюсь, Блю Катарро. А теперь давайте прогуляемся до Центральной тюрьмы.