Удрученная, Белинда почувствовала, как на глаза снова наворачиваются слезы. Воздух был затхлый, пыль забивалась в ноздри. Она закрыла лицо руками. Что ей делать? Как вынести все это?
Измученная девушка присела на соломенный тюфяк, ставший теперь ее постелью. Она прерывисто всхлипывала от боли, страха и одиночества. Никогда еще Белинда не ощущала себя такой несчастной, такой потерянной. В голове загудело, и по телу пробежала дрожь, когда она наконец дала волю слезам.
Когда Белинда снова подняла голову, она почувствовала, что силы ее иссякли. Снова пошел дождь: ночь за окном была наполнена громовыми раскатами и завываниями ветра. Студеный, сырой воздух проникал через щели в стенах и скошенном потолке, обдавая холодом. Белинда горестно вздохнула.
Одно она знала наверняка: она не сможет жить здесь, с этим деспотом, прислуживать ему, кланяться и наводить чистоту. Это для нее неприемлемо. Но что можно сделать? Кузен Джонатан позвал ее в колонию, чтобы сделать своей прислугой, и бежать ей некуда. Пока некуда, подумала вдруг Белинда, и взгляд ее оживился.
– Возможно, я найду выход, – прошептала девушка, и ее глаза заблестели. Да-да, она сделает вид, что смирилась, прикинется жалкой, безвольной марионеткой, а потом вырвется отсюда! Сидя на чердачном полу, она молила Господа о том, чтобы освободиться от этого рабства и обрести новую жизнь – где угодно, только не здесь!
Белинда наклонилась к окну и заглянула в черные хляби, туда, где бушевало ненастье, туда, где притаилась, в своей первобытной дикости, Новая Англия с темными силуэтами деревьев и таинственных холмов. «Я одолею их всех, – мстительно поклялась девушка, и, стоя на коленях перед окном, взмахнула маленьким кулачком. – Я отвоюю свою волю и счастье, и пусть Бог хранит того, кто лбом встанет на моем пути! Я непременно обрету свободу!» Она прижалась к ледяному стеклу и закрыла глаза, собираясь с силами перед новыми испытаниями.
Глава 4
Когда заря робко проступила на сером зимнем небе, Белинда заворочалась на соломенном тюфяке и протерла глаза. Все тело ломило, а голову словно набили ватой. Белинде хотелось бы проспать до полудня, но она не могла позволить себе и минутной проволочки. В течение ближайшего получаса кузен Джонатан пожелает, чтобы ему подали завтрак, а перед этим ей еще многое нужно успеть.
Белинда застонала и села, поеживаясь от утренней прохлады. Она прожила в Сейлеме уже неделю и стала привыкать к повседневной рутине. К ее огромному облегчению, два часа назад уехала Ханна Эмори, перед отъездом дотошно, до мельчайших подробностей изложившая новой служанке ее обязанности. Жесткий распорядок не оставлял никакой возможности для отдыха или развлечений. Даже на еду отводилось совсем немного времени, а пища подавалась самая простая. Ненависть Белинды к новому дому крепла с каждым днем. Она постоянно думала о побеге.
Дрожа от холода, она сполоснула лицо и руки ледяной водой, принесенной из колодца накануне вечером. Быстро оделась в темноте, закоченевшими пальцами застегнула пуговицы простого черного шерстяного платья, размеренными, быстрыми движениями расчесала огненные волосы, тщательно собрала их в пучок и стянула черной лентой. Потом надела белый кружевной чепец. «Я похожа на старую, уродливую каргу», – с горечью подумала она. Лишенная зеркала, Белинда не знала, что ни темным, грубым одеждам, ни целомудренному чепцу не дано испортить ее живой красоты.
Девушка торопливо спустилась с чердака и, сбежав по ступенькам, проскользнула в комнату кузена Джонатана. Ее первой обязанностью было выгрести пепел, оставшийся в камине со вчерашнего вечера, потом с помощью сосновых щепок снова развести огонь, чтобы и в кухне, и в гостиной воцарилось уютное тепло. Затем она набросила плащ и выбежала на улицу, чтобы принести колодезной воды. С трудом, дрожа от утреннего мороза, Белинда подтащила к дому тяжелое деревянное ведро, до краев наполненное водой.
Когда она вошла, кузен Джонатан как раз спускался по лестнице с таким же суровым, неулыбчивым выражением лица, как обычно. Взглянув на ненавистного тирана, Белинда почувствовала, как ее передернуло от отвращения.
– Доброе утро, кузина, – произнес кузен холодно, прошествовав мимо нее в гостиную. – Будь любезна, поторопись с завтраком. Сегодня мне предстоят важные дела в молитвенном доме.
Белинда скорчила у него за спиной гримасу и, отнеся воду на кухню, принялась готовить мучной пудинг в специальном железном котле. Потом, пока закипала вода для кофе, подогрела в духовке вчерашние маисовые лепешки. Она знала, что за дела у кузена в молельном доме, и с удовольствием помешала бы ему явиться туда. Происходило очередное судилище над ведьмами, и сегодня Кэди, как главному мировому судье этой деревни, снова предстояло вынести приговор.
На сей раз судили женщину средних лет, вдову, мать пятерых детей. Как слышала Белинда, все улики против нее сводились к обвинению, выдвинутому Фрэнсис Майлз, восемнадцатилетней девицей, принадлежавшей к одному из самых почитаемых сейлемских семейств. Та утверждала, что вдова «истязала» ее при помощи черной магии. Это подтвердили друзья Фрэнсис.
Какая чушь! Женщине грозит смерть из-за свидетельских показаний горстки суеверных, мнительных девчонок. Белинда не была знакома ни с обвиняемой, вдовой Смит, ни с Фрэнсис Майлз, но Гудуайф Флетчер, жившая в миле от дома Кэди, призналась ей сегодня, что она просто уверена – девица Майлз лжет.
– Ей нравится находиться в центре внимания, устраивать все эти припадки и обмороки, – прошептала Гудуайф, беспокойно озираясь по сторонам, желая убедиться, что их не подслушивают. – Думаю, по большей части она просто выдумывает все свои хвори… – продолжала она, покачав седой головой. – Но что тут поделаешь?
– Но кто-то же должен сказать об этом! – воскликнула Белинда, с досадой глядя на сердобольную толстуху, одну из немногих, кто благожелательно отнесся к ее появлению в деревне. – Нельзя допускать, чтобы она оговаривала невинных людей – ведь их потом судят за колдовство и вешают… Это ужасно!
Гудуайф Флетчер устало кивнула, и ее голубые глаза стали еще грустнее.
– Некоторые попытались выступить против нее и ей подобных. Тогда их тоже обвинили и повесили, как и остальных. Прямо не знаю, как быть. Стоит не согласиться с этими девчонками, как деревенские станут косо на тебя поглядывать. У меня не хватает духу даже видом своим показать истинное отношение ко всему, что здесь творится. Но… я не одобряю. Да, детка, не одобряю. – Женщина заплакала. – Есть и другие люди, которые думают так же, как я. Но нас слишком мало, и мы не смеем восстать против тех, кому на каждом углу мерещится ведьма. Не смеем высказать вдруг сомнения, даже проявить жалость к тем, кого судят.
Эти признания потрясли Белинду. Утром, прислуживая Джонатану за завтраком, она думала о вдове Смит, заточенной в ужасную тюрьму, в оковах ожидающей, пока решится ее судьба. Надо высказаться, напряженно размышляла девушка, хотя внутренний голос взывал к благоразумию. «Нельзя допустить, чтобы женщина погибла, и даже не попытаться переубедить кузена! Я не могу».
Белинда набрала побольше воздуху в легкие.
– Кузен Джонатан, – начала она с деланным спокойствием, наливая кофе в его блестящую оловянную кружку. – Могу я поговорить с вами… о суде над вдовой Смит?
Кэди смерил ее презрительным взглядом:
– Что ты можешь знать об этом, девчонка? Ты ведь не ходила в молельный дом.
– Н-нет… но я слышала об этом процессе от… от разных людей, – промямлила Белинда, боясь чем-нибудь выдать Гудуайф Флетчер. – И должна сказать вам, кузен, что не понимаю, как можно по первому слову Фрэнсис и ее подружек судить такую женщину, как вдова Смит. Говорят, это достойная женщина, которая за всю свою жизнь никому не причинила зла.