— Тебя послушать, так мы и в самом деле бесправны. Вон, смотрел по телику, даже олигархов сажают.
— Сажают! — передразнил Володька. — И ты поверила? Кому-то на лапу не дал, вот и взяли его за жабры.
— Все равно, такой случай — единичный. Ко мне, например, никто не приходил и штраф не требовал.
— Какие твои годы!.. Теперь меня «Водоканал» стал доставать. Такие же беспредельщики. Есть вода, нет воды — а плати за полный месяц! Две недели я за водой к колонке ходил, а оплата ни на рубль не изменилась.
— Постой, — сказала Галя, — а разве у тебя счетчика нет?
— Да все никак не поставлю, — несколько смутился Володька, но тут же по-петушиному вздернул голову. — Слушай лучше. Две недели воды не было, я и заплатил за полмесяца. По их пусть и завышенной норме. И что ты думаешь? Пришли очередные сборщики налогов: у вас, говорят, задолженность по оплате за воду, мы вас отключим. Я говорю: только попробуйте, я на вас в санэпидстанцию пожалуюсь. Вчера опять воду на десять часов отключали, а потом я кран открыл, и из него пиявка выпала.
Володька помедлил, с любовью глядя на полную тарелку, и медленно, будто священнодействуя, поднес вилку ко рту, чтобы тут же блаженно замереть.
— Что ты говоришь! — ужаснулась между тем Галя и тут же решила, что такого быть не может. — Опять врешь.
— «А с чего мне врать, дружище, посуди, какой расчет?»[1] — продекламировал Володька, который вечно кого-нибудь цитировал.
Он — старый друг ее брата Валеры. Валера месяцами торчал на вахте в Тюмени, а его друг нет-нет да и заглядывал к ней, спрашивал, не надо ли чего. Бескорыстно интересовался. И в самом деле помогал, когда имелась в том необходимость.
Валера считал, что его сестра к жизни в одиночестве совсем не приспособлена. И что без мужчины в ее сугубо женской квартире не обойтись: то одно нужно, то другое…
Хотя Володька ей и бескорыстно помогал, но Валера все время привозил другу какие-нибудь, как он говорил, «сувениры». То рабочую дубленку, то шапку меховую.
— Галка говорила, ты ей кран починил?
— А то без твоих взяток я бы этого не делал! — для виду обижался Володька.
— Скажешь тоже, взятка! Но ты за ней присматриваешь, и я тебе благодарен. А то кто же ей поможет? Уж не ее ли папаша, у которого руки сам знаешь, откуда растут…
Жилье у Галины еще то — в общем дворе у них у всех такие небольшие конурки. Правда, в центре города и со всеми удобствами. Эту недвижимость ей оставила в наследство бездетная тетка, мамина сестра. Ванная комната — четыре квадратных метра. Кухня — четыре квадрата.
«Гостиная» — восемь, из нее две двери — в комнату пять квадратных метров и в комнату шесть квадратных метров.
Кукольный домик, говорит муж сестры Евгений. Посмеивается. Но Галя рада этому до смерти. Мама обижается, что она моментально от родителей ушла, чтобы жить в этой норе. Пусть и нора, зато своя!
Представителей газовиков, электриков и вообще всех прочих коммунально-бытовых служб Галина в самом деле боится. Если бы ей выписали хоть какой штраф, она бы уплатила его молча и ни с кем не стала ссориться, как Володька.
Как-то раз она об этом ему сказала, тот возмутился:
— А если они от фонаря написали?
— Я все равно не смогу проверить.
Володька поднял вверх вилку с нанизанным на нее маленьким огурчиком, словно призывая в свидетели кого-то там вверху.
— Ты, подруга, меня разочаровываешь. Нельзя давать себя в обиду. Знаешь, сколько у нас в стране желающих лоха развести? Будешь мямлей — не отобьешься. Как же ты своих детей собираешься воспитывать?
— Если они у меня будут, — пробормотала Галя.
— Тю, дурочка, скажешь тоже! Как же без детей-то?!
Она на Володьку не обижалась. Мямля и есть мямля, только насчет того, что дает себя в обиду, так это не всякому. Чиновники за людей не считаются. В том смысле, что они — как бы отдельная каста. Не простые люди, а винтики государственной системы. В иных же случаях… Гордость у нее ого-го! Может, потому до сих пор одна живет. Уже целых семь месяцев.
Нет, с мужем она разошлась не от гордости, а из-за его пьянки. Сколько можно было терпеть! Дня не проходило, чтобы он не набрался. В конце концов, от него уже постоянно исходил запах перегара. Такой противный, как будто в нем самом, в Генке, протухло что-то… С ним неприятно было даже… исполнять этот самый супружеский долг, хотя, как ни странно, алкоголь не лишал его мужских достоинств, даже наоборот. Наверное, потому, что он был начинающий алкоголик… И спиртное было для него как… Галя споткнулась, вспоминая… Как допинг!
Об одном Галя судьбу благодарила, что хватило ума не родить от Геннадия. Какой бы ребенок у нее сейчас был? Скорее всего больной, неполноценный. Как у соседки Веры напротив. Лежит целыми днями без движения, только глазами водит.