Дни сменялись, утро начиналось у меня с перевязки, и заканчивалось вечером тем же. Я видел, как гниет нога отца, и помогал ему, отключив свою брезгливость. С тех дней я полностью перестал боятся вида крови, любых ран, даже вернувшиеся кошмары меня уже не пугали. Я стал спокойнее, и после сна выглядел лишь слегка помятым - и только. Что при этом творилось у меня в душе - знал лишь я, научившись носить маску отрешенности. Улыбаться я почти разучился, веселится - тоже.
- Сынок, я хочу посоветоваться.
Отец сидел на кухне. Перед ним на столе стояла початая чекушка водки, он подпер руку кулаком и смотрел на меня исподлобья.
- Да, пап?
Я отставил чайник, который набирал, и сел напротив него, возле холодильника.
- Я вот думаю. Может, отрезать ее, а? Что скажешь? Сил моих терпеть уже нету.
Я задумался ненадолго.
- Знаешь... лучше жить, наверно, правда? Ведь есть же протезы специальные. Видел по телеку, как спортсмены бегают?
Отец криво усмехнулся, налил себе стопку и залпом выпил. Крякнул.
- Справим тебе такой же. И машину еще водить сможешь, и танцевать, - подбодрил я его.
Машина была его больной темой. Он ездил на ней на рыбалку, катался к друзьям на выходные, и жизни себе не представлял без «моей ласточки», как он ее называл. Ему было уже за шестдесят, и хотя он бодрился, я видел, что ему неимоверно тяжело.
- Думаешь? - вскинул он голову.
- А то, - улыбнулся я.
- Ну и хрен с ним. Пусть режут, только пониже. Да?
- Угу, пап.
Отец кивнул мне, допил оставшееся в бутылке, и, опираясь на костыль, поковылял в спальню.
Через две недели он лег на операцию. Я пробыл с ним ночь, не находя места, вернувшись домой под утро: все прошло хорошо, опасности организму не было, а мне надо было отдохнуть и хоть немного поспать. Отключив телефоны и дверной звонок, я как был, не раздеваясь, свалился на свою тахту и, вымотанный морально и физически, мгновенно заснул.
Проснулся я глубокой ночью. Выпитые накануне литры кофе просились наружу, и я, подслеповато щуря глаза, отправился в туалет. Закончив свои дела, я как раз нажал на кнопку слива, когда вернулось уже подзабытое ощущение ужаса за спиной. «Зал!» Мелькнула мысль. Я закрыл глаза, медленно втянул воздух сквозь плотно стиснутые зубы. Выдохнул. «Мне надоело боятся», - зло подумал я. Волны паники накатывали, заставляя бросить все и бежать, бежать, бежать... Я повернулся к закрытой двери туалета. Сейчас только она отделяла меня от темного проема и коридора: вход в зал был прямо напротив нее, и открыв дверь, я неминуемо встречусь со своим ночным гостем. Глаза в глаза. Или, может гость - это я? А оно тут живет? Как бы то ни было, я не мог провести остаток ночи в столь малом углу. Надо было выходить, и будь что будет: либо я смогу обуздать его, либо утром здесь найдут мой хладный труп, с перекошенным от страха лицом.
Стиснув до хруста зубы, я открыл дверь. Ужас, тянущийся из темного зала, накрыл меня с головой, давя последние ростки благоразумия, захлестывая, увлекая.
- Прочь, - еле смог прошептать я.
Темнота в ответ вздыбилась, и даже свет в коридоре, казалось, слегка пригас.
- Убир-р-айся! - выдавил я из себя, делая шаг вперед, и выставив открытую ладонь в сторону проема.
Пот потек струйкой по спине между лопаток, волосы, казалось, ожили, словно их обдувал ветерок, но ветра не было: окна и двери были плотно закрыты. Я стоял, не в силах сделать еще хоть шаг. Темнота наливалась все больше, приобретая объем, стараясь притушить свет в коридоре, отделявший ее от меня. От накатывавшего ужаса я начал вспоминать и читать все известные мне молитвы. Я молился кому угодно, лишь бы быть услышанным. Без толку. Я был один на один со своим страхом. Я прикрыл глаза, со скрипом в суставах оторвал ногу от пола и сделал новый шаг, не убирая протянутой вперед ладони.
- Изыди! Исчезни! Убирайся прочь! - С каждой новой фразой мой голос креп, наливаясь силой, и последнее слово я уже прорычал, преодолев коридор до середины. Шаг. Еще шаг. Сердце билось испуганной птицей в клетке, в голове в такт ему стучали молоточки, тело было напряжено, как взведенная пружина. Я почувствовал, что скоро не выдержу, и мое средце просто разорвется. И тогда, распахнув глаза, я прорычал темноте:
- Это - моя территория! Вон отсюда!
Я пришел в себя, стоя одной ногой за порогм зала, пошатываясь. Ноги онемели. Сколько я так простоял - не знаю, видимо долго: ступни горели огнем. Голова дико болела. Машинально протянув руку влево - нащупать выключатель - понял, что уже не потребуется: что бы то ни было, оно ушло. Я победил. Развернулся, и поковылял на непослушных ногах к вешалке, за сигаретами. Нащупав искомое, закурил прямо в коридоре, не ощущая вкуса и запаха.