Тогда заметил Ульфилу епископ Евсевий, тот, что крестил самого Константина Великого. А после смерти императора, во времена кровопролитной смуты, став патриархом, Евсевий приблизил Ульфилу к себе и склонил его к арианству.
В эти-то годы и начиналась резня с криками: «Смерть ортодоксам! Смерть православным!». А из иных мест кричали в ответ: «Ересь! Ересь! Арианам — геенну!». И шла борьба за истину, за паству, за власть и золото.
Патриарх же сказал Ульфиле:
— Оставляю при себе служителей колеблющихся, слабых перед искушением. Тебя же — свою надежду и гордость, — как любимого сына, с болью от себя отрываю. Но светел твой путь впереди! Сан епископа даю тебе. Тык вере арианской веди заблудших готов.
И послал патриарх Ульфилу-епископа в провинции по течению Истра, в места поселения везеготов кёнинга Атанариха.
Там многих людей склонил к своей вере епископ, и многих обучил грамоте, и на путь истинный наставил заблудшие души, прозябающие в язычестве. Так ученики его переписывали многие тексты и шли в народ, несли народу Слово Всевышнего.
Семь лет прожил Ульфила среди везеготов, семь лет терпел арианство гордый Атанарих-кёнинг. Но озлобился кёнинг на епископа и последователей его и, не желая терпеть более, подверг ариан гонению. В этом преследовании опять пролилась кровь. Кровь готов. Кричали везеготы: «Слава Водану!» и избивали готов-ариан, Ульфилову верную паству. И удивлялись ариане, почему Бог Отец допускает это ужасное избиение. Спрашивали о том своего епископа. Отвечал им Ульфила:
— Твёрдость веры вашей испытывает!
От этих слов ещё более утвердившись в вере, жгли и громили ариане язычников, вырубали священные рощи. Тогда изгнал Атанарих-кёнинг Ульфилу с паствой.
И обратился епископ к императору со словами:
— Что делать нам? Куда идти гонимым Атанарихом?
И поселил император Ульфилу-епископа близ Никополя у подножия Балкан, что в Нижней Мезии. Последователи Ульфилы поселились там же. Малыми готами прозванные, в числе своём велики были.
САГА О РАНДВЕРЕ И СВАНХИЛЬД
молкла свита кёнинга при виде Рандвера-сына, о коем уже почти забыли. Только трое о сватовстве его ещё помнили: Гуннимунд-сын, советник Бикки и Вадамерка-дева, племянница Германариха.
Но увидя возле Рандвера Сванхильд, совсем отрезвела свита кёнинга. Кто способен был в изумлении слово сказать, то слово молвили:
— Какова краса!.. Таковы девы ансов были! Гляньте, дочь Сигурда краше Вадамерки! Знал Бикки, куда заслать сватовство.
Продирали пьяные глаза:
— Что Вадамерка, братья! Дева распутная, какая никогда не найдёт себе мужа...
Злословили о племяннице кёнинга:
— Рядом с девой Сванхильд она — комок сырой глины, недолепленный человечек из рода Амалов она...
Бикки покосился на Вадамерку, готскую деву. Подобрели глаза у советника, когда увидел он, как обезобразилось злобой лицо красавицы. Улыбнулся своим мыслям Бикки, когда увидел, что отстранился от Вадамерки могучий кёнинг. А кёнинг, не покидая пиршественного ложа, откинулся на локти и так осмотрел Сванхильд, что показалось деве, будто раздел её Германарих своим взглядом.
Везегот Генерих шепнул Гиттофу: