У ворот Капова дрожали священные камни, убегали с Каповой Горки ящерицы, змеи выползали из нор. В глубоких колодцах не выдерживали, сдвигались бревенчатые оклады и осыпались землёй. Как от сильного ветра трепетала в лесах молодая листва. И птицы, птицы поднимались под облака, и голубица с соколом летели рядом, в страхе не глядя друг на друга и друг друга задевая крыльями.
Так, разогнавшись, столкнулись войска. И скрежет, и звон вырвались из долины, ушли неизвестно куда, но вернулись многократно восклицающим эхом. Кому о битве поведали, кого потрясли?
Там, где конницы сошлись в беге, злая сила Норн волшебным опахалом провела грань смерти, грань боли и крови. Эта грань поднялась над битвой валом, кровоточащей раной набухла, воспалилась, изошла криком. Оглушённых уларом, пробитых насквозь людей и коней на миг исторгла битва, выплеснула в небо, и вновь приняла в себя уже безжизненными телами. Чертоги Вальгаллы распахнули ворота, сады прекрасного Вирия щедро осыпались яблоками. Потеснились прежние герои, дали место, дали женщин.
С кем столкнулся в первый миг, воин храбрый, о чей шлем зазубрил свой меч, тот уже далеко за спиной остался и позади тебя с твоими братьями бьётся. Те, что теснятся рядом с тобой, уже выронили свои щиты. И щиты эти, не достигнув земли, режут острыми краями бока лошадей. И на сёдлах кровь. И в коленях от давки лютой вывернуты у смелых ноги. В кого направил копьё своё, воин храбрый, помнишь ли? Кого конём подмял? И кто в черепе твоего коня оставил обломок клинка? На чьём коне, в чьём седле дорогом ты сидишь теперь, воин храбрый, знаешь ли?
Птицы, птицы кружили в небе беспокойным серым облаком. Голубка сизогрудая соколом подбита, разорванным тёплым комочком пала вниз. Вместе со стрелами калёными на плечи людям упала, крохотные растеряла пушинки-пёрышки.
Лютые волки в ближайших лесах выжидали себе добычу, скулили от голода, с хрустом разгрызали обнажённые корни, кусали землю. От запаха крови у волков пьяно кружилась голова... Свирепы были голодные волки! Друг на друга злобно косились и готовы были клыками вцепиться собрату в матёрую шею, жилы изрезать ему, прокусить сухожилия, лишь бы насытить поджатую к хребту утробу, лишь бы унять нестерпимые голодные спазмы.
Готские кёнинги, побратимы верные, были бесстрашны; знали: по смерти ждёт их справедливый Водан. «Слава Водану! Вальгалле слава!» И спешили кёнинги своё бесстрашие доказать. Не было здесь гота, про которого другие не могли бы сказать: «Герой достойный! Он — крепкое древо меча! Он — клён битвы, клён лезвия[95]!».
Амал Германарих на чёрном коне. Ярые возле него кёнинги из свиты. Рикса антского ищут, с другими не надолго схватываются, к червлёному плащу, к медвежьему шлему приметному упрямо пробиваются. Бож, князь Веселинов, на высоком белом коне. Сам к поединку торопится, удары простых готских воинов играючись отбивает, а отбив, уступает их, в вайхсах рождённых, на расправу удалой чади нарочитой. Корзно изодран многими стрелами, но кольчуга крепка, связана она, откована лучшими умельцами, лучшими наговорами от порчи защищена; под ударами стрел только лязгают звенья кольчуги...
Велемир остатки своей конницы собрал и из Капова выступил в долину. На подходе встретил песнопевца Сампсу и Анагаста-брата.
Сказал Велемир из седла:
— Что, брат, не но нраву тебе песнь крови? Не полюбился язык мечей?
Анагаст-риксич покачал непокрытой головой:
— Не вижу доблести в звоне железа. Не вижу красы в том, что люди озверели. Из всего возможного они избирают почему-то страдание. У меня же от того болит сердце.
— Благочестивей!.. — разозлился Велемир на брата. — Твой отец и братья твои избрали лишь одно возможное — битву! Там и твоё место — хоть с мечом, хоть с песней. Иди! Не позорь родства...
Подозревая свою вину, опустил голову Анагаст, но отказался:
— Не умею, брат, меча держать. Себя не заставлю человека ударить. Не моё это! А кантеле не слышно там, где уже загремело железо, где раздалась брань. Озверели люди и не слушают песен...
— Прочь с дороги тогда! — крикнул Велемир и, едва не столкнув Анагаста с тропы, ринулся с нарочитыми в сечу.
Оглядывались на кёнинга Амалов готы. Антские воины на своего рикса оборачивались. И с удвоенной силой друг на друга бросались, имена славили повелителей.