Не долго терпели унижение воинственные везеготы, пробудился наконец дух Балта-предка и сынов своих призвал к восстанию. И запылала, зазвенела Мезия. Ничтожные, лживые, но заносчивые ромеи, почти не оказывая сопротивления, бежали из ближайших провинций. Население Мезии и Фракии, рудокопы и беглые рабы поддержали восстание готов. Разрасталась мощь восставших. Окраины римской Вселенной прислушивались к новому шуму, приниженный плебс, надеясь на перемены, поднимал голову и позволял себе улыбаться.
Тогда римский магистр Лупицин хитростью завлёк к себе везеготских вождей и всех их перебил. Несмотря на это, восстание всё ширилось. Император же Валент послал против готов стратига Траяна. И здесь выстояли готы. Траян был полностью разбит и бесславно бежал из непокорных провинций.
Придя к Валенту, стратиг нагло сказал:
— Ты виновен в моём поражении! Ты поселил готов в Мезию и вооружил их. Ты, Великий, виновен в том, что войско стратига почти наполовину состоит из наёмников — словен и готов. Из тех же варваров, против которых посылаешь меня. Ты виновен! Ты!
Валент простил Траяна. Он понял его состояние и проникся им. Валент был занят делом поважнее; маги предсказали ему: «Тебе, Божественный, не долго жить! На твоё место метит человек, имя которого начинается с «фиты». Ты упадёшь, он встанет».
Верил магам Валент. И бесновался, и преследовал всех царедворцев, подпавших под опалу «фиты», и, не жалея, казнил их император. Он не хотел умирать и решил: «Уничтожу всех возможных преемников, тем продлю себе жизнь!».
САГА О ПОСОЛЬСТВЕ СОВЕТНИКА БИККИ
едленные волны катились по Данпу, бледное солнце светило над ним, ветры облетали стороной берега его. Не слышно было песен, не слышно смеха. Покинутые готами вайхсы надолго стали прибежищем одичавших псов. На землях, оставленных людьми, расселись господами злобные маленькие эльфы. Радостно было эльфам. Водили они при лунном свете хороводы. Кривыми своими ножками затаптывали возделанные поля, крохотными заступами равняли с землёй валы-межи. Забавы ради разбрасывали камни по пашням. Чтоб от человека здесь не осталось и следа, чтобы на старых пепелищах уж не поднялся новый Мидгард...
В Каменных Палатах мрачен Германарих. Малые кёнинги греются у огня. Слова не скажут, нечего сказать; глаз не поднимут — посмотреть не на кого. Бикки вино пробует и другим подливает. Пьют то вино люди из свиты и не пьянеют. На душе тяжело, не берёт хмель.
— Где Гуннимунд? — спросил кёнинг.
Промолчали готы. Сильнее всех советник Бикки молчал. Его молчание было слышно. Покосился на советника Амал Германарих.
Вризилик Гиттоф, про которого говорили: «Славный воин! Из плена бежал!», ответил кёнингу:
— У Вадамерки на груди пригрелся наконец Гуннимунд. Простила она ему давние обиды.
— Где Ульрих?
— Ты сам его послал к везеготам просить войска.
Кивнул кёнинг. И во внезапном порыве гнева выкрикнул в зал:
— Я не верю Витимеру! Не верю Винитарию! И Гунимунду-сыну не верю! Подобно везеготам, стали они вдруг ромейские земли хвалить. Не бежать ли собрались? Гунн в них ужас вселил... И это Амелунги? Бикки! Ты поверил бы теперь Рандверу? Он постоянен был...
Дрогнула рука у советника. Вино из кувшина плеснулось на ковёр.
Германарих смотрел на него тяжело:
— Поедешь, Бикки, в Файнцлейвгард. К Бошу со словом от меня. Скажешь: «Не время обиды прежние считать!» Спеши, Бикки! Сотню всадников тебе даю и до осени сроку. Теперь не медли, иди...
Тут захмелели малые кёнинги и снова налили себе вина. Вризилик Гиттоф, опершись на локоть, начал песнь:
И поддержали песнь кёнинги. И Амал Германарих со всеми запел:
— Лжёт песнь! — воскликнул Германарих. — Жизнь наша длинна будет. Баламбера одолеем, отомстим!
— Славен Амалов род!
— Встанем в стремя! Где чёрный конь кёнинга?