Слишком поздно она поняла, что Коул не пропустил мимо внимания ее слова, сказанные от всего сердца. Он наблюдал этот нежный обмен ласками с самодовольным удовлетворением.
– Не забирай в голову никаких идей, – предостерегающе сказала она ему.
– Ладно, – невинно ответил он. – Ты просто пытаешься быть вежливой с гостями.
– Иди к черту, Донован.
К еще большему ее раздражению, Коул только рассмеялся.
– Я думала, мы пойдем в кино, – сказала она, все еще держа в руках вертевшегося Кельвина, который пытался наверстать упущенное время, рассказывая подробно о каждом своем дне в детском саду. Оказалось, его особенно увлекало рисование пальцами по стенам. Эшли содрогнулась от картин, возникших в ее воображении.
– Этот малый никогда не просидит смирно несколько часов в кино, – сказала она Коулу.
– Я знаю. Не паникуй. Я не беру своего слова обратно. Мы подбросим его Рори. У меня просто не было времени сделать этого, прежде чем я заехал за тобой. Кроме того, Кельвин тоже хотел увидеть тебя.
– Мы идем на свидание! – объявил Кельвин с энтузиазмом.
– А что вы, молодой человек, знаете о свидании? – спросила Эшли, щекоча Кельвина до тех пор, пока он не начал извиваться у нее в руках.
– Папочка сказал.
– Ты едешь к дяде Рори, – поправил Коул. – Эшли и я идем на свидание.
Вся веселость Кельвина сразу исчезла, и Эшли почувствовала угрызения совести. Ей совсем не понравилось это слишком знакомое ощущение.
– Я тоже пойду, – сказал он упрямо.
– Не в этот раз, – выражение лица Коула было очень решительным.
– Мы можем заняться чем-нибудь другим сегодня вечером, – Эшли предложила это нерешительно, страстно желая откусить свой язык в эту минуту. В какую же тупицу она превращается! Сначала соглашается на свидание с человеком, с которым собиралась никогда больше не встречаться. Теперь она сама беспечно предлагает взять с собой ребенка, который заставляет ее чувствовать себя не в своей тарелке.
Нет, напомнила она себе. Это «хулиганы» вселяли в нее такую неуверенность. Кельвин же почти очаровал ее.
– Ты серьезно? – изумленно спросил Коул.
Она пожала плечами.
– Почему бы и нет? Нам не обязательно идти в кино. Мы можем заняться сегодня чем угодно.
Коул почувствовал себя так, как если бы кто-нибудь только что подарил ему три желания.
– Если ты уверена, что ты не против... – он подчеркнул это, не желая давать Эшли возможность сожалеть потом по поводу загубленного вечера, – то, я знаю, Кельвину это очень понравится.
– Я не против.
– Тогда позволь мне позвонить Рори и сказать, что ему с Лаурой не придется выступать в роли нянек. Он почувствует только облегчение. Он думает, что присутствие Кельвина у них намекает Лауре на что-то.
Разговаривая по телефону с братом, Коул заметил, как Кельвин побежал прямиком к доске для игры в триктрак.
—Я тренировался, смотри, Эшли! – и фишки летели через всю комнату, то попадая в корзину, то падая мимо нее. Она вздрогнула, но одарила его ослепительной улыбкой.
– Да, я вижу. Почему бы тебе не подойти сюда и не нарисовать для меня картинку, пока твой отец говорит по телефону?
Кельвин сразу бросил игру, забрался на софу рядом с ней, охотно схватил красную ручку и начал сосредоточенно рисовать на всю страницу, кончик его языка высунулся из уголка рта, маленькая складка залегла на его лбу... Она видела такое же выражение лица у Коула, когда однажды поймала его за компьютером.
– Дом, – гордо объявил Кельвин.
– Очень хорошо, – с энтузиазмом сказала Эшли, осмотрев кривые линии.
Он нарисовал еще что-то.
– Это папа, – сообщил он.
– Выглядит похоже, – согласилась она.
– Эшли, – сказал Кельвин, когда закончил свой следующий рисунок и посмотрел на нее голубыми глазами, полными ожидания, – живи с нами.
– Хорошая идея, – пробормотал Коул, вешая трубку как раз в тот самый момент, чтобы услышать просьбу своего сына.
– Вероятно, это ты подсказал ему ее, – резко ответила она.
– Стал бы я использовать невинного младенца, чтобы манипулировать тобой, – негодующе сказал он, хотя его глаза светились улыбкой.
– Ты прекрасно знаешь, что стал бы.
– Клянусь тебе, что я никогда не обсуждал наше будущее с Кельвином.
– Наше будущее?
– Извини. Сорвалось с языка, – сказал Коул быстро, но все же недостаточно быстро. Он видел игру эмоций на лице Эшли и решил, что пришло время срочно сменить тему. Она явно начинала нервничать. Еще несколько минут – и у нее начнется тик или еще что-нибудь, если она не застрелит его прежде. Ее последняя усмешка была более зловещей, чем обычно.
– Чем же мы займемся, раз не едем на кинофестиваль? – спросил он.
– Это ты привык, что ребенок всегда рядом с тобой. А я – нет. Чем нам заняться, чтобы не довести его до слез?
Коул засмеялся.
– Чье это свидание, в конце концов? Мое или Кельвина?
– Из моего опыта следует, что если дети рядом, то это превращается в их праздник.
– Ну, мы собираемся нарушить это правило.
– Что же ты предлагаешь? Мы поедем с ним в бистро или еще какой-нибудь ресторан на Беверли-Хиллз? Уверена, что ему понравятся эскалопы.
– Я понял твой намек. Кельвину больше по душе рестораны быстрого обслуживания.
– Я давно не ела жареных цыплят, – вспомнила она.
– Неужели это Кельвин подкупил тебя? Жареные цыплята и картофельное пюре – его любимые блюда. Особенно он любит пропускать картошку сквозь пальцы.
– Жду с нетерпением, – Эшли состроила рожицу..
– Не забудь, что это была твоя идея. Впрочем, они пережили ужин без особых потерь. Кельвин большую часть еды отправлял в рот, кроме куриной ножки, которая пролетела через весь ресторан, когда он случайно отпустил ее, размахивая в воздухе. По крайней мере, Эшли и Коулу это показалось чистой случайностью, так как Кельвин расплакался, потому что у него не было другой.
– Кельвин! Хватит! – приказал Коул. Глаза Кельвина наполнились слезами, но он уселся обратно на свое детское креслице и начал обгладывать крыло цыпленка, которое выделила ему Эшли.
Когда они прикончили цыплят, салаты и картофельное пюре, было всего лишь семь часов. Коул откинулся на стуле, заложил руки за его спинку и смотрел на Эшли, пока она не начала ерзать сильнее, чем Кельвин.
– На что ты смотришь? – решительно спросила она в конце концов.
—На тебя.
– Я вижу это. А почему?
Коул одарил ее улыбкой, полной такого самоудовлетворения, что она привела Эшли в ярость.
– Потому что ты красивая. Почему же еще?
– Перестань говорить такие вещи.
– Почему? Не сомневаюсь, что ты привыкла получать комплименты.
– Я тоже не сомневаюсь, – она искоса взглянула на него. – Но я подозреваю какой-то скрытый смысл в твоих словах.
Улыбка Коула перешла в смех.
– Из твоих слов следует, что я трусливый, моя дорогая, но позволь заверить тебя, что у меня нет желания скрывать свои намерения. Я хочу тебя.
Сердце Эшли подпрыгнуло, и она впилась пальцами в край своего стула. Она подготовилась к хитрости, а не к прямому нападению. Это очень, очень сильно взволновало ее. А поскольку в ее намерения не входило дать понять Коулу, как сильно подействовало на нее его признание, она улыбнулась ему и заявила:
– Я за пределами вашего кошелька, мистер Донован.
– О, я и не покупаю, – спокойно ответил он. – Ты сама отдашься мне.
Одна из ее светлых бровей поднялась.
– В конечном итоге... – добавил он с такой уверенностью в голосе, что новая волна трепета охватила ее. Она сглотнула.
– Я думаю, нам лучше идти. Кельвин становится беспокойным.
– И ты тоже, – поддел ее Коул. – Почему бы нам не пойти в кино?
– Мы ведь уже думали над этим. Ты уверен, что он высидит спокойно два часа? Я просто с ума схожу, когда дети начинают кричать и бегать туда-сюда по проходам в кинотеатре.