Головкина Ирина
Побежденные (Часть 3)
Ирина Головкина (Римская-Корсакова)
(1904-1989)
ПОБЕЖДЁННЫЕ
Роман
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
Глава первая
Тихими, тяжелыми шагами
В дом вступает Командор...
А. Блок.
Торопливо одеваясь, он говорил себе, что это, по всей вероятности, милиция, высчитав, что он и Эдуард явятся на праздники к родным, решила сделать налет и оштрафовать нарушителей.
На его вопрос: "Кто там?" - ответом было: "Откройте, дворник!" Голос и впрямь принадле-жал дворнику. Дашков открыл дверь. Пятеро в нашивках и с револьверными кобурами выросли позади бородатой фигуры в старом ватнике.
- Вот гражданин Казаринов, - сказал дворник, виновато моргая.
- Руки вверх! - закричали те и навели свои револьверы. - Бывший князь Олег Дашков, вы арестованы.
Вот она - эта минута! Она все-таки пришла! Уплывают и жизнь и счастье! Ему послышался легкий вскрик - Наталья Павловна, стоя на пороге гостиной, схватилась за косяк двери, как будто боясь упасть... Он рванулся было ее поддержать, но был тотчас же схвачен за плечи.
- Стоять на месте! - рявкнул один. - Оружие есть? Отвечайте! - и торопливые руки стали ощупывать его.
- Оружия у меня нет.
- Вот ордер на обыск и арест - смотрите. Ведите в свою комнату, а вы, товарищ дворник, подымайте соседей: нам нужен свидетель при обыске.
Там, в спальне, Ася, проснувшись от шума в передней, стояла в халатике, растерянно оглядываясь, и при виде мужа под револьвером застыла на месте с широко раскрытыми глазами, полными ужаса. Ни кровинки не осталось в этом лице. Мадам выскочила из диванной с шумными французскими восклицаниями и тоже остолбенела. Мерцание белой ночи, заливавшее комнату, вытеснил электрический свет, включенный властной рукой. Всех заставили сесть - поодаль друг от друга.
- Начнем с этого угла, - сказал старший и указал на зеркальный шкаф. Среди гепеушни-ков оказалась женщина - она подошла к Асе и стала ее обшаривать. Послушно стоя с поднятыми руками, Ася не спускала с мужа все тех же остановившихся глаз.
- Есть, товарищ начальник! Записка! - воскликнула гепеушница.
- А ну читай, что там, - откликнулся старший, наблюдая, как двое других перерывают шкаф.
- Читай, я очки позабыла, - женщина передала записку самому молодому из агентов; тот стал читать, запинаясь: "Сегодня на рассвете я долго любовался выражением покоя на твоем лице. Милана твоя очаровательно выглядывала из-под кружев..."
Ася вспыхнула, Олег поднес руку ко лбу; Наталья Павловна и француженка сидели с отсутствующими лицами.
- Читай, чего остановился? - пнула паренька женщина.
Но тот пробормотал:
- Товарищ начальник, тут видать, дело молодое на контрреволюцию больно непохоже... читать-то некстати будет.
- Брось, - сказал старший. Записка упала к ногам Аси, и та ее тотчас подхватила.
- Что, взяла? Уличили небось! Не заводи в другой раз шашней, прошипела гепеушница. Ася с наивным изумлением обернулась. Гепеушница приблизилась к Наталье Павловне и начала теперь ее обшаривать крючковатыми растопыренными пальцами, злобно бормоча - Давай-ка, карга старорежимная, тебя пощипаем!
Ася встала и сделала несколько нерешительных шагов по направлению к двери.
- Куда, куда, княгиня сиятельнейшая? Изволь-ка на месте посидеть! крикнула гепеушница. Никогда не слышавшая этого титула в приложении к себе, Ася не обернулась. Это дало Олегу новую мысль.
- Моя жена не знала, что я живу под чужим именем, - сказал он, - вы видели, она даже не обернулась ни на "сиятельство", ни на "княгиню". Не откажитесь подтвердить следствию, я сошлюсь на вас.
Ася озадаченно смотрела на мужа.
- Ася, я не Казаринов, я скрывал свое имя, - продолжал Олег; она все так же молчала.
- Гляди-ка, неужто и вправду не знала? - сказал один.
- Свежо предание, - возразил старший. - Это как понимать, гражданочка, вы что, не знали, за кого выходили? Будто бы уж никогда не слышали, кто он на самом деле?
Гепеушники с любопытством посмотрели на Асю. С полсекунды стояла тишина.
- Знала все, - тихо сказала она, махнув рукой.
- То-то же. Ну да ладно: нам в это дело мешаться нечего. Сядьте и сидите, а вы, арестованный Дашков, не разводите тут плешей. У следователя еще успеете наговориться: там вас не токмо говорить - петь научат.
Двое агентов перешли в комнату Натальи Павловны, остальные продолжали начатый обыск, двигаясь из угла к середине комнаты. Строгость, с которой обыск начался, была несколько ослаблена: Олега уже не держали под дулом, может быть, из-за недостатка людей. Гепеушница приблизилась к кроватке Славчика.
- Возьмите кто-нибудь ребенка, я кровать перетряхну.
Олег, который оказался ближе всех, поспешно подошел, отогнул одеяльце и поднял на руки теплый спящий комочек. Спутанная головка с розовыми щечками упала к нему на грудь, ребенок что-то прошептал, не открывая глаз. Олег отвел рукой темную прядку с его лба и поцеловал кудрявую головку, пока женщина с профессиональным азартом перетряхивала простынки и одеяльце. Темные глаза ребенка открылись:
- Па-па...
Олег сжал обеими руками маленькое тельце. Славчик посмотрел на гепеушников:
- Дяди! Дяди!
В эту минуту женщина вытряхнула из-под подушки плюшевого зайца и отшвырнула его.
- Зая упа, - сказал Славчик и потянулся рукой к игрушке.
- Ничего, зайка не ушибся, зайка у нас никогда не плачет,- сказал Олег. - Покажи, как ты умеешь обнимать папу.
Крошечные ручки в перетяжках обхватили его шею, а губки прижались к щеке.
- Oh, mon Dieu! - простонала со своего места француженка.
- Дай мне его, - проговорила Ася и протянула руки к ребенку. Что-то надтреснутое, странное и больное прозвучало в ее голосе. Олег догадался она боится, что ее тоже арестуют, и тоже торопится проститься с сыном.
- Сидеть на месте! - предостерегающе крикнул на Олега старший гепеушник. Ася уронила протянутые руки.
Один из младших сотрудников вошел, спрашивая, как быть со шкафами и стеллажами книг в гостиной и в библиотеке:
- Коли кажинную перетряхивать, мы до следующего вечера отсюда не выберемся. И на хрена им столько этого добра!
- Трясите на выбор одну из трех, - сказал старший и велел идти на помощь им гепеушни-це, трудившейся теперь над постелями Олега и Аси. Сам же он все время переходил из комнаты в комнату со строгим и важным видом. Вызванный в свидетели Хрычко без толку толкался вслед за агентами, переминался с ноги на ногу, теребил свой пояс и угрюмо молчал. Ни злорадства, ни ехидства в нем не наблюдалось - скорее плохо скрываемое сочувствие. Только во время чтения несчастной записки он позволил себе улыбнуться весьма недвусмысленно.