- Сам ты зато больно уж сознателен! Ладно, разбирать не станем, почему и отчего, - спишем в расход, а тебе, брат, выговор в приказе влепим: за год уже пятый случай, что в твое дежурство беспорядок. Нечего стоять тут всем на поглядение - в мертвецкую! А врача все-таки вызови - пусть констатирует.
На вечерней перекличке после того, как произнесли: "Кочергина Анна!" ответа не последовало. Выкликающий повторил имя. Легкий шепот прошел по рядам, а потом один голос выговорил, словно через силу:
- Деревом на работе убило.
А один из стрелков подошел и что-то сказал шепотом. Движение руки списали! Дочь епископа, стоя рядом с Лелей, вытерла глаза.
- Еще молодая: только тридцать два года, - шепнула она, - была без права переписки, очень по семье тосковала... Кому-то горе будет, если известят...а может быть, и не дадут себе труда посылать уведомление.
- А не самоубийство это? - спросила Леля.
- Нет, нет! Что вы! У нее ребенок, мать, муж. Она не пошла бы на такой грех. Даже в мыслях не надо ей этого приписывать, - торопливо заговорила Магда.
"Да неужели же самоубийство в таких условиях можно считать грехом?" подумала Леля.
Вечером, едва только Леля улеглась на своей наре, как услышала голос Магды:
- Спуститесь, Елена Львовна! Я прочту молитвы за погибшую. Собралось несколько человек. Леля свесила вниз голову:
- А урки? Они нас не выдадут?
- Думаю, не выдадут. Во всяком случае, помолиться за ту, которая еще вчера была с нами, - наша прямая обязанность.
Утром имя Кочергиной уже не упоминалось на перекличке, но Леле бросилось в глаза, что Магда чем-то чрезвычайно расстроена. Не может утешиться по Кочергиной? А, может быть, неприятности по поводу чтения отходной? - подумала Леля и передернулась при мысли, что ее видели стоящей рядом с Магдой и крестившейся. А вдруг - штрафной лагерь или штрафной пункт? Во время развода не было возможности подойти и заговорить; работали и обедали в разных зонах; только за ужином, в столовой, Леле удалось подойти к Магде. Из расспросов выяснилось, что в каптерке, где работала Магда, пропало несколько чемоданов со всем содержимым.
- Это, конечно, урки! Их работа. Конвойные не осмелятся, - повторяла в слезах Магда.
Мимо проходил в эту минуту заправила всех урок - красивый молодой человек, окончивший пять классов в общеобразовательной школе. В лагере его все называли Жора. Он приостановился, увидев Магду в слезах.
- Ты что тут мокроту разводишь?
Леля бросила на него недоброжелательный взгляд, а Магда сказала кротко:
- У меня несчастье, Жора! Я заведую каптеркой, а за эту ночь пропало несколько чемоданов. Подумай, в каком я положении! Пожалей меня, Жора, помоги мне!
Молодой человек задумался, мысленно что-то взвешивая; Магда судорожно сжала руку Лели.
- Попробую кое-что предпринять. Выжди немного, плакса, - и он отошел, напевая.
После окончания ужина, когда Леля и Магда выходили из столовой, Жора подошел к ним и конфиденциально сказал:
- Поищите в куче снега за дизентерийным бараком, и молчать у меня...
В лагере снег был не тем нетронутым чистым покровом, который так прекрасен в полях и садах, - здесь он был весь посеревший, загаженный, заплеванный, истоптанный, словно опороченный. После каждого нового снегопада через день или два он уже чернел заново.
Едва лишь девушки шагнули в сугроб, как тотчас наткнулись на что-то твердое.
- Здесь, здесь! - радостно воскликнула Магда.
Леля оглянулась на крылечко черного хода больницы, где стояли метла и лопата.
- Хорошо бы эту лопату. Я сейчас попрошу, - и быстро вбежала в сени, где не оказалось ни души; она постучала, наугад в одну из дверей, которая тотчас отворилась.
- Аленушка?! Ты! - и мужские руки протянулись к ней; не успела она опомниться, как попала в объятия Вячеслава и разрыдалась на его груди.
- Родная моя! Ведь вот где встретились! А я не знал, что ты здесь. В Свердловске переформировали весь этап, и я думал, что уже навсегда потерялись твои следы! Изнуренная какая... уж не больна ли? Я ведь тогда ходил к тебе в тюрьму... так я жалел тебя, что сердце пополам рвалось. Очень я тебя полюбил, забыть не мог, хоть ты и прогнала меня, моя красавица гордая! Я уж свиданье выхлопотал, но тут-то меня и засадили - тоже контру мне приписали.
- Вячеслав... так много несчастий... моя мама умерла... Олег расстрелян. Ася в ссылке... и меня ведь тоже сначала к расстрелу... Я сидела в камере смертников, а теперь осуждена на десять лет!
- И я на десять. Не плачь, ненаглядная, не помогут слезы! Вот теперь встретились, хоть и украдкой, а будем видеться, поддержим друг друга... Может, и дотерпим вместе!
Она подняла на него глаза - изменился и он за два с половиной года: побледнел, похудел, потерял юношеский вид. Тяжелые переживания, как резец художника, прошлись по этому лицу - придали ему осмысленность и завершенность.
- Вячеслав, я очень часто вас вспоминала... я совсем, совсем одинока... О, я теперь уже не гордая... это все позади!
Его губы прильнули к ее губам.
- Я боюсь... войдут, накроют... крик подымут... - прошептала она, вырываясь.
- Светик мой, Аленушка! Я ведь осведомлялся о тебе в женском бараке... но одна бытович-ка уверила меня, что никакой Нелидовой нет. Здорова ли ты уж больно прозрачная и худая!..
- Нездорова, сил нет, еле двигаюсь! Вот легла бы и не встала... лихорадит меня и тоска заела... Уж лучше б умереть.
- Глупости, Алена, умереть всегда поспеем! Не вырывайся: одни ведь мы... Ты на какой работе?
- Выдаю шоферам горючее; я в зоне оцепления, в землянке, что за мастерскими. А вы... а ты?
- Ну, я фельдшером, разумеется! В инфекционное попал - к тифозным и дизентерийным. Надо нам придумать способ видеться. У нас госпиталь обслуживают только заключенные... много хороших людей - помогут. Больные тяжелые у нас, очень тяжелые, а медикаментов почти нет, и питание негодное. Смертным случаям мы счет потеряли; по двенадцати часов работаем, измучились. Я, знаешь, сам дизентерией заразился: месяц пролежал, думал не встану, кровавая была. Будь осторожна! Смерть хозяйничает в лагере. Санитарное состояние никуда не годится! Строчим докладные записки, да никто внимания не обращает - точно речь о собаках, а не о людях! - Он вдруг выпустил ее руку: - Идут!
Смерть хозяйничает в лагере!.. Леле тотчас представилось, что в одном из грязных углов барака притаился страшный призрак и высматривает себе жертву.