— Тебе не кажется, что ты преувеличиваешь? — спросила она. — Да, мы разные люди, но барьер можно преодолеть.
— Вот это преодоление больше всего и беспокоит меня, Анна.
— Не знаю, почему это должно так беспокоить тебя. Ведь мой отец не заставит тебя под страхом смерти жениться на мне, раз мы с тобой целовались.
— Может быть, для тебя поцелуй ничего и не значит. Но для мужчины это зеленый свет. Все очень просто.
Чем дальше, тем сильнее его слова ранили ее. Она надеялась в душе, что не только страсть или гнев заставили его обнять и поцеловать ее.
Она устало вздохнула.
— Хотя я не спала ни с одним мужчиной, я понимаю мужчин и их поведение, Мигель. Шесть недель назад я даже собиралась выйти замуж.
Он удивленно посмотрел на нее.
— Ты была помолвлена?
Она кивнула, сама удивляясь, почему вдруг призналась в этом. У нее не было намерения когда-либо рассказывать ему. Какая женщина в здравом уме станет рассказывать о том, как ее обманули?
— Да, и даже готовилась к свадьбе, — продолжала она.
— А что же произошло? Ты решила, что он не вписывается в твою блестящую карьеру?
— Да, с другой женщиной у него на плече. Трое — это уже толпа. Особенно когда речь идет о браке.
— Ты хочешь сказать, что он изменил тебе?
Ее губы растянулись в усмешке. Слава богу, предательство Скотта больше не причиняло ей боли, просто она теперь знала цену мужчинам и их верности. Надо быть ненормальной, чтобы доверять кому-то.
Она вздернула подбородок.
— Когда ты входишь в комнату и застаешь своего жениха в постели с другой женщиной, это не есть измена. Это… это плохо, но можно пережить.
Мигель даже представить себе не мог, что такое могло произойти с Анной. Ведь она настоящая красавица, и хотя иногда кажется холодной и недоступной, но отблески внутреннего огня он замечал в ней не раз. Как мог мужчина изменить ей с другой? Она способна дать больше, чем он может мечтать. Да, но страсть — это еще не все, напомнил себе Мигель. Этому-то Чарлин его научила.
— Значит, твой жених оказался неразборчивым в связях, и поэтому ты с разбитым сердцем вернулась домой? — спросил он.
Давно следовало догадаться, что Анна вернулась домой не просто в отпуск. Ничего удивительного, что она так страстно ответила на его поцелуй. Искала, кто может успокоить ее женскую гордость, и по какой-то причине выбрала его.
— У меня вовсе не разбитое сердце. Сейчас, когда наши с ним отношения в прошлом, я думаю, что никогда по-настоящему не любила его. На самом деле я даже рада, что он исчез из моей жизни.
— Черт, ты говоришь о нем как о старом платье, которое ты решила выбросить.
— Совсем наоборот. У меня есть платья, которые мне дороже, чем этот… обманщик.
Мигель понимал, что она была вправе рассердиться, но не мог допустить, что она может быть такой же безжалостной, как и Чарлин, которая бросила его, как старую ненужную вещь.
— В тот день, когда на ранчо приехал Рой, я действительно подумал, что ты… не бессердечная особа. Но сейчас я сомневаюсь, любишь ли ты вообще кого-нибудь.
Она сжала зубы, чтобы не дать выход клокотавшему в ней гневу.
— Ты считаешь меня бессердечной, потому что у меня хватило здравого смысла выгнать лжеца и обманщика? Кому ты делаешь хорошо, продолжая вздыхать по своей бывшей жене? Если бы она была стоящей женщиной, ты бы не отпустил ее, верно?
— Что ты знаешь о моей бывшей жене? — в ярости воскликнул он.
— Ничего! Кроме того, что она была су… трудным человеком. Или это не так? Может быть, вина за развод лежит на тебе? И поэтому ты не видишься с собственным сыном?
Как только эти слова слетели с ее губ, Анна пришла в ужас. Она вовсе не собиралась произносить их. Но он так действовал на нее, что малейший взгляд, мимолетное слово могли тут же взвинтить ее.
Лицо Мигеля мгновенно окаменело. Не отрывая глаз от дороги, он начал медленно краснеть.
— Кто рассказал тебе о моем сыне? Что, кто-то уже сплетничает?
Несмотря на сковавший ее ужас, Анна взорвалась:
— Вряд ли это можно назвать сплетнями! Или ты стыдишься собственного ребенка?
Мигель резко нажал на тормоза и свернул к обочине. Потом повернулся к ней.
— Я не стыжусь своего сына! А ты больше никогда не смей говорить о нем!
— Почему? — осмелилась спросить она.
— Потому что это тебя совершенно не касается!
Анна вдруг поняла, что в его глазах горит не только гнев. Ее слова невольно обнажили в нем что-то, что отчетливо отразилось в его взгляде.
— Да, меня это не касается. Зато должно касаться тебя!
— Что ты хочешь этим сказать?
— Я хочу сказать, что узнала о твоем сыне, к сожалению, от своего брата. Поэтому мне не кажется, что ты гордишься своим отцовством.
— Ты даже не представляешь, насколько ты не права в своих суждениях обо мне! Обо мне и о моих взаимоотношениях с сыном.
Он говорил с ней тихим, угрожающим тоном. Анне показалось, что он готов буквально задушить ее. Но ей уже было совершенно все равно, она переступила грань. Она сделала это, потому что не могла иначе.
— Ты тоже думал, что я не гожусь ни на что другое, кроме как играть на фортепьяно, — парировала она.
Ее слова попали в цель. Он вздохнул и откинулся на сиденье.
— Мигель, я вовсе не хотела сказать, что ты плохой отец. Я просто хотела побольше узнать о твоем сыне. Почему, например, его нет здесь с тобой, — более мягким тоном произнесла она.
Он ничего не ответил. Анна вздохнула, потом, почувствовав, что слезы начинают застилать глаза, отвернулась и стала смотреть в окно.
— Наверное, я обидела тебя… ты просто не хочешь делиться со мной этой стороной своей жизни.
В машине повисло долгое молчание. Повернувшись к Мигелю, она увидела, что гнев на его лице сменился печалью.
— Ох, Анна, — мягко сказал он, — ты не должна обращать на это никакого внимания. Зря ты вмешиваешься в мою жизнь… ничего хорошего из этого не выйдет. Ни для кого из нас. Ты ведь скоро уедешь отсюда.
Мигель пытается дать ей понять, что для нее нет места в его жизни, как, впрочем, и на этом ранчо. Отвернувшись, чтобы он не заметил предательскую влагу в ее глазах, она ответила:
— Возможно, я не скоро уеду отсюда. Может быть, я вообще решу остаться.
— Ты говоришь ерунду.
Ей хотелось закричать, но она сдержалась, чтобы не дать ему повод называть ее еще и истеричкой.
Стараясь сохранять спокойствие, она произнесла:
— Как можно говорить, что человек несет ерунду, когда решает остаться дома? Если ты можешь сказать такое, то, значит, у тебя нет сердца.
— Я не это хотел сказать. Просто я считаю, что на твоем месте было бы глупо бросать карьеру.
— Но ты-то бросил, — напомнила ему Анна.
— У меня никогда не было никакой карьеры, — изумленно ответил он.
— Ты же был полицейским.
— Вот уж не собирался оставаться им до конца своих дней. А у тебя талант. И ты никогда не будешь счастлива, если забросишь музыку. Через пару месяцев тебя здесь не удержишь. Не говоря уже о деньгах, с которыми тебе придется расстаться.
Всю жизнь Анна выслушивала именно эти слова и поэтому верила, что выбора у нее нет. Как только у нее самой появлялись мысли о том, чтобы бросить музыку, чувство вины захлестывало ее. Она не хотела быть неудачницей, как Белинда. Но неужели она никогда не будет иметь семью, дом?
— Всегда легко давать советы людям, стоя от них по другую сторону забора.
Он вздохнул, потянулся к ключу зажигания, но остановился.
— Я думаю, что ты сама не знаешь, чего хочешь, Анна.
Две недели назад она согласилась бы с ним. Но теперь знала наверняка, чего хочет. Она хочет быть рядом с Мигелем. Хочет прикасаться к нему. Хочет играть для него. Хочет просыпаться рядом с ним каждое утро, смотреть на горы и знать, что она дома.
Но как она могла сказать ему об этом? Он равнодушен к ней. Считает ее молодой вертихвосткой.