- Чем могу служить? - спросил Олег, беря руки по швам.
Ему одного взгляда на эту девушку было достаточно, чтобы определить ее принадлежность к несчастному разряду "бывших", и это тотчас освободило всю его изысканную вежливость.
- Простите, я не туда попала... Я искала Нину Александровну Дашкову.
В сердце у Олега защемило, когда он услышал свою фамилию, произнесенную вслух этой милой девушкой.
- Нина Александровна дома. Сию минуту я провожу к ней. Если желаете снять пальто, пожалуйста, здесь, - сказал он, выходя к ней в коридор, а сам еще раз мельком взглянул на нее, потому что она показалась ему замечательно хорошенькой. В полутемном коридоре на него серьезно взглянули большие глаза из-под длинных ресниц, на концах которых повисли снежинки.
- Ася, вот неожиданность! Войдите, милая, - воскликнула Нина, появляясь на пороге.
"Ася! Милое тургеневское имя!" - подумал Олег. Он вернулся, было, в свою комнату, но револьвер более не занимал его. Не вытерпев и четверти часа, он придумал какой-то предлог и направился к Нине, мимоходом соображая, что там еще сидит Марина Сергеевна, которая любит его и наверняка удержит в комнате. Так и случилось. Его представили Асе, и через пару минут он уже участвовал в общем разговоре, незаметно посматривая на Асю. Что с ним случилось? В нем как будто проснулся интерес к благородной посадке головы, к длинной и горделивой, как стебель лилии, шее, к голубоватым жилкам на висках, к глазам, мерцающим из-под ресниц... Ему понравилось, что у нее коса - так приелись уже стриженные женские головы и бритые затылки! Он с восторгом отметил у Аси тонкие запястья и тонкие щиколотки. Посмотрев на Нину и Марину, увидел их лица зношенными, даже банальными - осенними, рядом с этим свежим весенним цветком. В лице Аси не было ничего неестественного, ненакрашенные губы не казались бледными, незавитые волосы сами по себе складывались в красивую прическу, чудесная чистота линий сквозила в рисунке лба, губ и носа, ресницы бросали пушистую тень на белизну кожи. И что самое милое - во всем облике Аси дышало по-детски наивное незнание собственной привлекательности.
Он отметил, что платье ее спускается ниже колен, хотя последняя мода разрешала открывать их. Она сидела одновременно очень изящно и скромно дико было бы вообразить ее в развязной позе или с папиросой. А ведь теперь даже в лучших семьях упадок и распущенность. Десять лет назад он бы не удивился, встретив такую девушку, но теперь... Откуда она могла взяться такая - теперь?!
Разговор шел о родителях Аси - отец, полковник Бологовский, расстрелян красными в Крыму, мать умерла от сыпняка во время гражданской войны. Стали говорить о высланном дяде Сереже. Траурный тон разговора еще больше подчеркивал белоснежность девушки. "Лилия на гробнице",- подумалось Олегу, как вдруг лицо Аси засветилось счастливой улыбкой:
- Ой! Воробьи-то!
Все с невольной улыбкой посмотрели сначала на нее, потом на окно, где за стеклом, на карнизе, галдели и дрались воробьи, урвавшие откуда-то не то сухарик, не то еще что-то.
Ася вдруг покраснела:
- Бессовестная я! Дядя теперь страдает, а я смеюсь. Сама не знаю, почему я такая!
- Напрасно, - сказал Олег. - Ваш дядя только радовался бы, услыша ваш смех.
- Да, дядя очень любит мой смех, - сказала Ася вслух. - Однажды в апреле мы гуляли вокруг Арсенала в Царском Селе, а там кусты ольхи стояли, все осыпанные розовыми почками. Они были такие настороженные, готовые вот-вот распуститься. Я так и кинулась их целовать, а дядя смеялся и говорил, что я сама будто весенняя почка.
Ее воспоминания передались Олегу. Он вообразил себе лес в имении отца, себя юношей и своего пойнтера Рекса. Как хороша бывала весна в березовых перелесках, и как радовал его тогда талый снег, первые фиалки, пробивающаяся робкая трава... Куда девалось все это? Есть ли оно хоть где-нибудь?..
- Я тоже люблю Царское Село и особенно Знаменскую церковь, - сказала Марина и покосилась на Олега своими черными глазами, но не встретила его ответного взгляда - Олег увлеченно смотрел на Асю.
- Знаменская церковь особенная, - подхватила Ася. - Мы всегда туда заходим из парка, я приношу ветки и листья и ставлю свечки.
- И молитесь о спасении России. Мне Сергей Петрович рассказывал, добавила Нина.
Щеки Аси вспыхнули, будто ее уличили в чем-то постыдном.
- Зачем он! Нельзя рассказывать о таких вещах!
Марина вновь взглянула на Олега и с досадой отметила, что он так и не может оторваться от Аси.
- Разве это предосудительно - молиться о России? - сказал Олег очень мягким голосом. Таким мягким он давно уже не говорил.
- Дядя Сережа любит говорить о таких вещах шутливо. Мне это не нравится, - сказала Ася. - У меня душа, кажется, живет не внутри, а где-то снаружи, очень близко. Ей бывает больно оттого, отчего, может быть, не должно быть больно... Я, кажется, опять что-то не то говорю...
- Ах вы, девочка моя милая! Душа живет снаружи, какой в самом деле тяжелый случай! - засмеялась Нина, привлекая к себе Асю и целуя ее.
Олег тоже улыбался. Марина вдруг ревниво подумала, что впервые видит его улыбку. Нина попросила Асю что-нибудь сыграть. Та не стала ломаться и послушно пошла вслед, за всеми к роялю в соседнюю комнату. Олег нарочно слегка отстал, чтобы успеть увидеть ее походку и фигуру, легкую, летучую. В комнате он сел совсем близко к роялю, но когда Ася стала играть, Олег так разволновался, что пересел в темный угол комнаты на диван. Он узнал мелодию "Warum?"* Шумана. Потом Ася играла отрывок из "Крейслерианы", а потом "Арабески", но для Олега все эти звуки сплетались по-прежнему в грустно повторяющийся вопрос: Warum? Warum? Warum?
* "Зачем?" (нем.)
Зачем? Зачем все так сложилось? Зачем была вся его жизнь, по которой словно бы проехало слепое колесо. Боже, что "они" сделали с его жизнью! Он не знал, что в душе его еще есть уголок, в котором все еще так живо родители, люди, дети, кошка, собаки, дамы, военные... Музыка достигла этого потаенного уголка и отворила его. И все они, оказавшиеся еще живыми, выскочили и закружили вереницами по развалинам его души. И ожила в нем та мечта, та затаенная мечта, не связанная еще ни с чьим образом, неясная, но уже смутно предчувствуемая - та, которая реяла над ним незримо, покуда кровавый туман не застлал собой всю его жизнь. О, зачем все это так сложилось!