Вошел Мика, говоря, что Нина зовет к чаю. Дашков вспомнил, как панически боится Нина гепеу, а между тем переговорить с ней совершенно необходимо. Когда он сел за стол и, принимая из ее рук чашку чая, взглянул ей в лицо, то обратил внимание на темные круги под глазами и тревожный опечаленный взгляд.
Несколько раз он взглядывал на нее и всякий раз встречался с тем же озабоченным взглядом... Мика начал было что-то рассказывать, но скоро тоже смолк. Вставая из-за стола и свертывая в кольцо салфетку, он сказал:
- Удивительно веселые собеседники вы оба! - и убежал.
- Вы ничего не имеете мне сообщить, Нина? - спросил тогда Олег.
- Имею.
- Я тоже имею кое-что и уже вижу, что сведения эти одного порядка. Говорите же, Нина, не жалейте меня.
Они проговорили до полуночи, сопоставляя все данные и разрабатывая детали на случай, если вызовут одного или обоих.
Вставать раньше других настолько вошло в привычку Олега, что даже по свободным дням он подымался первым, желая избегнуть общей суеты на кухне. Но в это воскресенье он не встал, а, лежа на своем диване, курил папиросу за папиросой, тоже против обыкновения. В этот день у него была назначена и рушилась теперь встреча с Асей.
- Вы больны, Олег Андреевич? - спросил Мика.
- Здоров, - сумрачно ответил он.
В дверь постучали.
- Вам повестку принесли, выйдите расписаться, - окликнул голос Вячеслава.
Он хмуро усмехнулся и, накинув на плечи старый китель, вышел. Никто из женского населения квартиры еще ни разу не видел его таким - небритым, в подтяжках... Молча расписался и повернулся уходить, но увидел Катюшу, которая стояла около своего примуса, наблюдая его. Прищурившись, он смерил ее пристальным насмешливым взглядом. Отомстила? Довольна?
Она покраснела и отвернулась.
- On ne perd pas du temps en notre troisieme bureau*,- сказал он Нине, показывая повестку.
* А в нашем Третьем отделении времени зря не теряют (франц.)
После чая Олег подошел взять горячей воды для бритья. Нина удержала его руку:
- Не брейтесь ни сегодня, ни завтра... Этот ваш джентльменский вид..
- Думаете, лучше будет, если обрасту щетиной?
- Ну, все-таки! Хоть одичалым, что ли, покажетесь...
На следующее утро она вернулась к той же теме:
- Олег, вы уходите прямо туда, в пасть?
- Нет, сначала еду в порт. В ГПУ к двум часам.
- Олег, этот ваш джентльменский облик, когда вы кланяетесь, когда берете папиросу... Это все слишком, слишком гвардейское! Это во сто раз убедительней Катюшиной болтовни.
- Ну, что поделать, Нина? Я ведь себя со стороны не вижу.
- А все-таки постарайтесь, хотя бы в отношении жестов. Вы хорошо помните, что надо говорить?
- Урок зазубрен раз и навсегда. Все дело в том, какими данными располагают "они". Я ведь не знаю, какой мне сюрприз преподнесут, быть может, имеется кто-то из прежних слуг или прежних солдат, с кем мне будет устроена очная ставка. Быть может, имеются сведения о ранениях или моя фотокарточка. Я ничего не знаю.
- Олег, я сегодня вернусь только вечером. Чтобы мне не изводиться от тревоги весь день, позвоните мне в Капеллу, как только выберетесь оттуда. Скажите мне... ну, скажете мне что-нибудь.
- Слушаюсь. - Он двинулся уходить, но она опять остановила:
- Олег, будьте начеку! Все время будьте начеку, умоляю!
На службе для того, чтобы уйти с половины дня, пришлось предъявить повестку. Моисей Гершелевич, всегда с ним очень приветливый, сказал только:
- Что там? Ага, так. В час можете уйти, - но лицо его как-то вытянулось, и во всех последующих разговорах с Олегом он был подчеркнуто официален, даже обращался к нему по фамилии, а не по имени и отчеству.
"Трус! Вот и выявилась вся твоя жидовская натура!" - подумал Олег и в свою очередь начал склонять по всем падежам: "товарищ Рабинович"...
Перед тем как войти в мрачное здание, он остановился взглянуть на залитую солнцем улицу, на весеннее небо... "Ну, да что там! При товарищах мне все равно нет счастья!"
И князь Дашков исчез в дверях ОГПУ.
Глава двадцать пятая
Черных ангелов крылья остры,
Скоро будет последний суд
- Вот, явился по вызову, - сказал он, входя в указанный ему кабинет и протягивая повестку следователю. Тот зорко оглядел его.
- Садитесь.
Олег сел и, стараясь подражать манерам Вячеслава, стал трепать свои густые волосы, угрюмо и равнодушно уставившись на следователя. Полицейские приемы сказались тотчас: следователь сидел спиной к окну, а Олега посадил против света.
- Казаринов? Так. Расскажите кратко свою биографию,- и, откинувшись на спинку стула, следователь закурил.
- Обо мне уже все известно. Я ведь из лагеря, а там не один раз проверяли все сведения. Был в Белой армии, не скрываю.
- Не скрываете? Очень хорошо, что не скрываете. А все-таки расскажите, я хочу послушать.
Олег стал повторять заученный рассказ, но следователь очень скоро перебил его:
- Скажите, а каким образом вы, пролетарий по рождению, так хорошо владеете иностран-ными языками? Вот у нас есть сведения, что вы свободно говорите и по-французски, и по-английски.
- Ну, свободно не свободно, а говорю. Видите ли, я в детстве... - и он выложил версию, которая была ему невыгодна из-за близости к аристократическим сферам и своему собственному имени, но она уже была вплетена в его рассказ другими людьми, и ее никак не обойти.
- Мальчиком я постоянно слышал французскую и английскую речь, когда учили молодых господ, а я к языкам очень способен, меня постоянно в пример господским детям ставили, - закончил он.
- Допустим, что так, - сказал следователь, - но вот нас как раз очень интересует семья Дашковых. Расскажите все, что вы о них знаете.
- Да какие ж такие Дашковы? В живых ведь осталась одна только молодая княгиня, и та неурожденная - перед самой революцией княгиней стала.