- Пойдемте в гостиную к бабушке, - нерешительно сказала Ася.
- А кто эти двое в подвенечном уборе? - со странными упорством продолжал Геня.
- Знакомая дама со своим женихом, - ответила Ася.
- Кавалергард, - сказала Леля, предупреждая вопрос Гени и глядя через его плечо.
- Он поразительно похож лицом на вашего мужа... отец или брат? Спросил опять Геня у Аси.
- Брат, - промямлила та, находя слишком неудобным промолчать во второй раз.
Ни Ася, ни Леля не подозревали, что на этой карточке тоже имеется надпись, но Геня перевернул, и все увидели: "На память о дне нашей свадьбы. Нина и Дмитрий Дашковы".
Геня перевел глаза на Лелю, и она вдруг вспыхнула и отвела свои, как будто в чем-то уличенная.
- Неудобно, что старшие одни в гостиной, - сказала Ася, беспокоившаяся больше всего о том, чтобы Наталья Павловна не сочла невежей Геню и чтобы Олег не рассердился, увидев его перед манекеном.
- Ну пошли, пошли. Уважимте старуху, - добродушно откликнулся Геня.
За чаем разговор то и дело приближался то к одной, то к другой пропасти, которые удавалось благополучно миновать только благодаря стараниям Лели и Олега, с удивительной находчивостью приходившего на помощь. Радость и оживление Лели потухли с той минуты, как Геня бросил на нее свой взгляд, узнав подлинную фамилию Олега. Ей почудился упрек в этом взгляде и теперь не терпелось внести ясность в их отношения. Она не могла дождаться конца беседы за чайным столом и вздохнула свободно только когда все вышли в переднюю. Наталья Павловна произнесла несколько приятных фраз; мать, разумеется, сказала, что если они хотят пройтись пешком, пусть идут вдвоем, а она сядет в трамвай. И вот они идут рука об руку.
- А ваша кузина очень мила: прехорошенькая и так просто себя держит, сказал Геня.
- Боже мой! Да как же иначе-то можно себя держать? Так принято, так мы приучены с детства, - возразила Леля.
Они помолчали.
- Геня, - тихо сказала она, и маленькая рука протянулась к нему, - не оскорбились ли вы? Я не собиралась хитрить с вами: я дала себе слово, что доверю вам нашу семейную тайну, чтобы вы знали, с какими людьми имеете дело. Но вчера я об этом забыла, а сегодня... не собралась с духом... Верьте, что ни я, ни Ася никогда не усомнимся в вашей порядочности.
Но он не повернулся к ней и не взял ее руку, глаза его не засветились ей навстречу, когда, прибавляя шаг и словно убегая от нее, он ответил:
- Я на доверие ваше не претендовал и не претендую, но такого пассажа, признаюсь, не ожидал. Можно было предполагать, что все это только нелепое, ни на чем не основанное подозрение...
Леля в изумлении остановилась.
- Как "предполагать"? Как "подозрение"? Да вы разве уже слышали об этом? Кто мог вам говорить?
- Никто ничего не говорил. Я сам сделал некоторые выводы... Бросимте этот разговор.
Наступило молчание.
- Отчего у меня вдруг так заныло сердце! - Леля вновь остановилась, и слезы зазвенели в ее голосе.
- Стоит ли расстраиваться, Леночка? Какое нам, в конце концов, до этих людей дело? У нас своя жизнь. - Он взял ее под руку. - Послушайте-ка, Леночка, что я вам скажу: накануне первого мая у нас в клубе вечер торжественная часть, ужин, вино, танцы. Все будут с девушками, и я хотел привести свою. Поедет она со мной? Леночка-Леночка, милая девочка, ваша кузина хорошенькая, очень хорошенькая, но "изюминка"-то в вас, а не в ней. Слышали вы это выражение - "изюминка"?
Леля прижалась к его руке.
- Геня, вы меня в самом деле любите?
- Вот так вопрос! Стал бы я иначе вас приглашать? Я часа бы на вас не потратил! После дома отдыха я еще ни на одну девушку, кроме как на вас, не смотрю, да вот толку-то пока никакого.
- Как никакого, если я ваша невеста! Разве этого мало?
- Вы знаете, чего я хочу.
- Почему же непременно теперь? Зачем ускорять события и напрасно терзать меня?
- Улита едет, когда-то будет?
- Почему так, Геня? Свадьбу можно сделать очень скоро, на церковном венчании я не настаиваю, хоть мне и грустно отказаться от него. Ничего не мешает нам стать мужем и женой.
Наступила минутная пауза.
- В ближайшие дни я не смогу к вам заскочить - у меня срочная командировка, а тридцатого вечером заеду, чтобы вместе отправиться на вечеринку. Идет?
- Буду ждать, - ответила Леля и не решилась повернуть разговор снова на задушевную тему, хоть и чувствовала, что не удовлетворена объяснением.
Тридцатого Геня появился у Лели в шесть часов вечера.
- Вы? - спросила она, выбегая к нему еще в домашней блузке, - я не ждала вас так рано. Я еще не готова. Мама гладит мне платье.
Он поймал ее за руку и увлек в угол.
- На вечеринку еще рано, но я приехал попросить... попросить вас заехать сначала ко мне... Я не ловелас и не обманщик! Я не стану лживо уверять, что вы уйдете такой же... как пришли. И все-таки прошу! Ведь и меня может обидеть недостаток доверия то в одном, то в другом... Или вы сейчас поедете ко мне, или пусть все между нами кончено! Вот - как хотите.
- Но почему так, Геня? Не понимаю ничего!
- Не надо расспросов, Леночка! Боюсь потерять вас - довольно вам? По-видимому, родные ваши вам дороже меня!
- Мои родные тут ни при чем, а отказывать вам я не собираюсь. Объясните яснее.
- Не стану. Мне не объяснения нужны. Вот я теперь увижу вашу любовь! Ну, как?
- Вы так жестко и сухо со мной говорите!
- А вы смотрите не на тон, а на содержание слова!
- А что же... потом?
- Потом пойдем в загс - в день, который наметили, если вы ничего не измените.
Он сделал ударение на слове "вы". Она пытливо всматривалась в него, чувствуя, что он чего-то не договаривает. И опять ее охватила уверенность, что она перед несчастьем, которое стоит тут, у двери, стоит и стучит...
- Пусть это будет между нами теперь или не будет вовсе,- повторил Геня, глядя мимо нее.
Что-то трепыхало в ее груди, как будто залетела туда и билась там испуганная птица. Она закрыла лицо руками.
- Ну, как? Едете или не едете? - приставал он.
Потребовать клятву, что он ее не бросит, показалось ей слишком банально, как-то унизительно. Да и что могла значить клятва для такого человека?
Она помедлила еще минуту.
- Я согласна, Геня... я поеду... Я верю вам... запомните это...
Он крепко сжал ее руку.
- Тогда бегите одеваться, а маме вашей скажите, что вечеринка начинается в шесть. Бегите, я подожду.
Когда Леля была готова, Зинаида Глебовна, наблюдавшая за переодеванием, приблизилась поправить на дочери оборку, а потом перекрестила ее со словами: