– Пролёт «нуль-12С», мэм! – вдруг подал голос оператор. Нет, просто выкрикнул, под аккомпанемент писка врубившихся вдруг датчиков неисправности и мигание целого блока на до сих пор белой схеме комплекса. – Дверь не закрывается. Похоже, заклинило!
Мэл, уже почти поднявшись, беззвучно осела обратно в кресло, наблюдая за красным мельтешением на экране. «Нуль-12С» – это ведь один из коридоров, ведущих в реакторный, верно? Отсек «нуль» самое оберегаемое и неприкосновенное из всех сооружений комплекса – первое правило для новичков, к которым ещё пару месяцев назад можно было отнести и хозяйку. Даже если вокруг разверзнется ад… хотя, он и так разверзнется, угоди в защитную оболочку реактора парочка зарядов, выпущенных из импульсного оружия. Мэл даже губу закусила, отыскав на экране прямо перед собой коридор, по которому беглец тащил заложника, пинками да затрещинами помогая ему передвигать ноги. Тот и передвигал – бледная тень от бледной тени, в то время как рядом крадущейся кошкой шагал настоящий сгусток темноты и алого пламени. Взгляд с трудом отрывался от смуглокожей широкоплечей фигуры, обтянутого красным торса, цеплялся за импульсник, зажатый в крупной руке. Мэл заставила себя покоситься на схему – всего лишь три пролёта, и опоздавшему спецназу придётся утихомиривать сбежавшего дикаря в опасной близости от реактора. И кто знает, чем это закончится, с учётом того, что дикарь не будет ограничен приказом «огонь не открывать». Да вообще ничем не ограничен, кроме стен, дверей и собственных физических возможностей.
– Мэм, датчики показывают повреждение проводки. Устранить неисправность программно не получается… – бедняга-сержант осёкся, поймав ледяной взгляд, но тут же поправился: – Пока не получается, мэм. Ищу обходные пути.
Она только кивнула коротко, не задумываясь, выглядит или нет этот кивок хоть мало-мальски ободряющим. Пальцы оператора бешено порхали по сенсорной панели пульта, и Мэл отвернулась, чтобы не смотреть на рваные и нервные движения парня. Как будто это могло помочь, будто проблема исчезнет, если отведёшь от неё глаза. Три… нет, теперь уже два пролёта. Потом – открытая из-за глупой неисправности дверь, ещё один коридор, зал, опоясывающий реакторный отсек. Помещение, где нельзя стрелять. «Крысы в мышеловке» – это ведь тоже слова дикаря, и теперь не только он сам, но и все, кто находится на станции, в ловушке. В серебристо-белом, замкнутом в самом себе лабиринте, где периодически вспыхивают красные тревожные сигналы, будто вырабатывая у подопытных условный рефлекс: беги, беги по кругу, в поисках выхода, эфемерного, несуществующего. Как он там ещё говорил, то ли рычал в ненависти, то ли бормотал в абстинентном полубреду, этот дикий маньяк из диких джунглей? Мэл даже не помнила точно, когда именно это услышала, только общий смысл отпечатался в памяти, как случайный ожог на коже: что-то о рамках, и о повторении одного и того же, изо дня в день. Хрень какая-то, чушь собачья! Сейчас только одна задача: не довести до катастрофы. Не пустить к реактору, не выпустить наружу. Ответственность, воспитанная с детства, вдолбленная в Академии.
Мэл вдруг обнаружила, что у неё бешено, будто после продолжительного бега, колотится сердце. Втянула в себя воздух, который почему-то показался перегретым и влажным, прищурила уставшие глаза на светящийся экран со схемой, отыскала смежный с «нуль-12С» коридор. Шумно выдохнула: вот она, развилка, ведущая в портальную – место, откуда притащили оглушённого переходом дикаря. Так может быть?..
– Дайте мне связь с пролётом «нуль-12С», – сухим, трескучим голосом приказала оператору. Сержант в ответ окатил хозяйку изумлением – на ментальном уровне, потому что смотрела она прямо перед собой, словно пытаясь настроиться на один-единственный зрительный контакт, отбрасывая все остальные. Этот тёмный, налитый кровью взгляд, в общем-то, вполне светлых глаз. Зеленовато-карих, кажется, хотя вспомнить, когда успела заглянуть бывшему пленнику в глаза, Мэл не смогла бы. И сейчас только откинулась в кресле поудобнее, стараясь принять как можно более расслабленную позу.
– Проекцию и звук, пожалуйста.
***
Комплекс пропитался страхом. Страх невесомо витал в кондиционированном воздухе помещений, страх выделялся с потом тел сотрудников, что попрятались в своих отсеках, страх мельчайшими феромоновыми капельками раздражал обоняние. Он действительно обладал запахом – в точности так, как сказал дикарь, который сам же этот страх и породил. Или принёс с собой из влажных, пропитанных кровью зелёных зарослей – не важно. Мэллори почти бежала по коридору, втягивая в себя эмоции с каждым вдохом, проталкиваясь сквозь них на ментальном уровне, где они норовили ухватить за ноги, задерживая каждый шаг. Шаги утяжелялись и собственными чувствами, как плечо оттягивал небольшой рюкзачок с вещичками беглеца, но Мэл спешила, стараясь не замечать ничего ненужного и постороннего. Поворачивать, снова запираться в стенах Центрального поста уже не имело смысла. В конце концов, Мэллори и так уже потеряла несколько драгоценных минут, забежав в свой жилой отсек для того, чтобы кое-что оставить, а что-то прихватить с собой на «свидание», которое сама же и назначила дикарю.
Собственный отсек… Жилой? Скорее полужилой, с вечно приглушенным из-за экономии светом – полутьма до сих пор тяжёлой печатью лежала на сетчатке глаз, даже среди белизны коридоров. Лаконичная, даже скудная обстановка, хоть простора предостаточно: неширокое спальное место, недвижимый стеллаж с встроенным сейфом, приземистый столик и зеркало. Тут можно было двигаться с закрытыми глазами, на автомате – на сборы ушло от силы пару минут. Мэл вынула из кобуры и заперла в сейфе пистолет, взамен взяв предмет, который бы не принял за оружие никто, кроме его разработчиков – оружейников компании Харт. Невзрачная полоска металла гибко обвила тонкое запястье подобно браслету – не бог весть что, но если сдёрнуть штуковину резким движением, в ладони окажется макромолекулярное* лезвие, тонкое, с мгновенно появившейся двухсторонней заточкой. Вполне достаточное для того, чтобы пустить противнику кровь, скажем, из сонной артерии или яремной вены. Да куда получится, чего уж там, на многое сгодится штуковина, да и уверенности прибавляет. Не то что взгляд брата – живые глаза мертвеца на лице, заключённом в контур стоящей на столе голографической рамки.
– Упрекаешь? – Мэл хорошо помнила, как вздрогнула от звука собственного голоса, прорезавшего звенящую электрическими колебаниями тишину. В этой тишине она сделала пару бесшумных шагов, остановилась напротив светящегося портрета, опустила на пол рюкзак, уже оттягивающий плечо. Глаза Лэнс унаследовал мамины – тёмно-карие, почти чёрные, жгучие. – Не нужно так смотреть. Вы с отцом сами хотели, чтобы я получила всё это.
Мэл помнила также, что запнулась, как от от обиды стало не хватать воздуха. Конечно, Лэнс мог так смотреть. Ему повезло, он не застал всю эту бредовую хренотень с экспериментами над людьми. Занимался делами в других мирах, курировал фармацевтическую отрасль. Потом умер… погиб вместе с отцом, уйдя вместе с глайдером под лёд на снежной планете. Мэл получила наследство, стала вникать в дела и, кажется, именно тогда и обнаружила в себе способность по необходимости на полную мощность включать равнодушие. Или это случилось намного раньше? Уже не вспомнить, как не вспоминался по желанию и образ отца – только серо-стальные, как у самой Мэллори, глаза. И ещё голос, сухо произнёсший что-то вроде: «Пора отдавать долги семье, Мэл».