Кажется, он удивился – то ли тому, что «ведьма» на ногах, то ли наличию у неё оружия. А Мэл только в странном тумане ощутила, как автомат, точно живой, дёрнулся у неё в руках. Приклад болезненно и непривычно ударил в плечо, очередь вышла неэкономно длинной и в конце концов частично ушла мимо, но противник повалился навзничь. Почти не дыша, Мэл дёрнулась влево, где ей почудилось движение и… опоздала. Что-то врезалось в челюсть с силой, чуть не впечатавшей голову с разгону в стену, и свет уже во второй раз за короткое время сменился ослепительной темнотой.
Глава 10
В этот раз невесомости не было. Никакого парения в пустоте, никаких грёз с блужданием по белым коридорам. Отец не показал свою холёную физиономию, не кривил холодно губы, говоря о долгах и подчинении. Не являлся даже Лэнс, не смотрел печально и ласково, не касался ладоней и запястий мягко и успокаивающе, как когда-то в госпитале. Наверно знал: помочь сестре сейчас не сумеет даже он. Или просто обессилел помогать, да и что может в таком положении бесплотный дух? Или вовсе плод сумасшедшего воображения, что возвращается снова и снова, каждый раз давая ложную надежду.
Нет, сейчас всё было иначе. Подсознание отключилось, осталось только тело вместе с удивительно чётким ощущением точек верха и низа. Между этими точками непрерывно растягивало позвоночник и суставы, частью влекло к земле, а задранные куда-то плечи сковывали грудную клетку, заставляя делать короткие недовдохи, причиняющие боль. Существование такой штуки, как руки, угадывалось с трудом. Больше ничего, разрозненные вспышки. Плюс темнота, деревянное онемение и жажда, обращённая, кажется, в космический абсолют. Да, ещё звуки — как скребущие по стеклу железные когти, то ли извне, то ли в голове – не разобрать. И не пошевелиться – только губы раздутые облизнуть, распухшим же языком…
Мэл и облизнула – маска, заменяющая лицо, болезненно шевельнулась, потревожив почти чужие мышцы и стянутую кожу. Слух резануло шорохом, оглушительным, как будто рядом с его источником не вовремя врубили чувствительный микрофон и мощный динамик, а потом… Нет, пару капель удалось проглотить, но вода ударила слишком сильно, опрокинув назад голову на ватной шее. Ноги, кажется, едва касались земли, и Мэл чуть не вывихнула плечевые суставы, пытаясь не захлебнуться. Всё-таки захлебнулась, закашлялась, чувствуя, как с каждым вдохом душат застрявшие в гортани отвратительно тёплые капли, захрипела.
– Как водичка, сестрица? — вкрадчиво прошелестело прямо над ухом. Кожу обожгло горячим дыханием, и Мэл вскинулась резко, не открывая глаз, как напуганная слепая кошка — как, ну как можно было не почувствовать? Что он здесь, рядом — главный исконный враг, предводитель бандитов. Толку вот не было в этом никакого. Восприятие бессильно тыкалось в стену, ловя какие-то ненужные обрывки, а остальное…
– Что, блядь, думала сбежать так легко? Думала, какой этот ёбаный дикарь трус, – продолжал он тем временем. Слова звучали сыпучим песком на ветру, вызывая болючее нытьё в сжатых челюстях и желание сглотнуть мерзкий привкус сколотой с зубов эмали. Гримасу, конечно, тут же заметили, и голос взвился, завибрировал в драматическом напряжении:
— Что скривилась? Что-то не нравится? Тебе, блядь, что-то не нравится, нахуй? Не строй из себя святошу. Ты слышала, блядь? Слышала, сука ёбаная! Это просто… равный обмен. – Крик затух так же внезапно, как и начался, оборвался удовлетворённым выдохом. — Да, ничего личного. И я еще милосерден к тебе. Не видишь, блядь, как я милосерден?..
Мэл вдруг сделалось смешно, но смешок ударил по диафрагме так, что внутри всё скрутилось от спазма. Веки разлепились сами собой, как будто для того, чтобы можно было взглянуть в лицо «милосердию». «Милосердие» то ли ухмылялось, то ли хищно щерилось, выпучив звериные светло-карие глаза, в которых почти ничего не отражалось. Только какие-то чёрные пятна да неясные тени.
— Пошёл ты… – выдохнула Мэл беззвучно – всё, на что оказались способны сдавленные лёгкие. Глотку обожгло выбросом желчи, а губы смочило стёкшими по щекам каплями воды с чётким привкусом гари. От недостатка кислорода мир вокруг вращался медленно и причудливо: полумрак, размазанные пятна солнца на зелёном, облезлые кривые доски с висящим на них красным, в прорехах, полотнищем. На месте оставалась только рожа впереди, да в светло-карих глазах наконец промелькнуло какое-то выражение.
-- Ты что-то сказала, стерва? Или я ослышался? Фрэнки, это ты рыгнул, или эта мразь что-то сказала? – театрально бросил он куда-то через плечо. Тут же придвинулся ближе, буквально нос к носу, заставляя до этого момента молчаливое восприятие Мэл прогибаться от волн… ненависти? Похоже на то, плюс что-то ещё, от чего затылок чуть не взорвался. А враг вдруг вцепился в воротник комбинезона, с удивительной ловкостью ухватился за незнакомой конструкции застёжку, рванул её вниз, обнажая горло и ключицы. Застыл на пару секунд, чтобы с кривой плотоядной ухмылкой окинуть пленницу взглядом – Мэл с трудом сдержалась, чтобы снова не начать трепыхаться, причиняя себе вред. Замерла, сузила глаза. Нужно дышать ровнее. Нужно постараться… сконцентрироваться…
– Хе-хе, ну что, сестрица, силенок не хватает? Ведьма ёбаная, думала, всегда сможешь душить людей мановением руки? – гадкий голос ввинтился в сознание как сквозь плотный слой тепловой изоляции. Диким визгом и скрипом заложило уши; с волос за шиворот, мерзко щекоча разгорячённую кожу, дорожками стекала вода. И – ничего. Никакого привычного «провала» в другой слой реальности, из которого можно управлять «проводками» и электрическими сигналами чужого тела. Только слабый фон, зыбкие призраки – не ухватишься, проскальзывают меж пальцев.
– А если соберу? – пробормотала Мэл невпопад, раскачиваясь, как на качелях, на стягивающей руки верёвке. И ведь казалось же: вот-вот силы найдутся, стоит только найти некую точку опоры, и тогда…
– Ну попробуй-попробуй. Только говорить здесь буду я, слышала, блядь? Не-не, непостижимая хрень! Ты всё ещё веришь, будто имеешь здесь право голоса? Ты, сука, никто! Даже не вещь… – Под конец голос врага куда-то уплыл, а последние слова смыло шелестом воды – Мэл едва успела задержать дыхание. Отчётливо завоняло болотом, покрытый сажей материал комбинезона плохо пропускал такое количество влаги и моментально прилип к телу, но времени насладиться ощущениями никто не дал.
Сквозь склеенные ресницы получилось заметить два слишком знакомых электрических зажима-«крокодила», и даже провода в красной и чёрной оболочках. Ещё, мельком – мерзкую ухмылку и чёртовы перемотанные пластырем пальцы. Мэл только скривилась в ответ скорее на мгновенную пустоту, возникшую под рёбрами ледяным провалом, и тут зажимы коснулись подключичных впадин.
Стекающая по коже вода многократно усилила разряд – дикий по силе удар сотряс разом всё тело, грозя отделить друг от друга растянутые позвонки, повыдёргивать суставы, разорвать жилы. Мэл не сумела даже вскрикнуть, только взвизгнула коротко и тут же захрипела, дёргаясь, как рыба на крючке.
– Блядь, ведьма. А ты, оказывается, слабачка. – Этого Мэл уже не услышала. Странная улыбка и кровь из прокушенной губы – именно это увидел Ваас Монтенегро, когда заглянул пленнице в лицо, взяв её за подбородок.
***
– Ещё раз хочу вас предостеречь, мисс Харт. Курс реабилитации должен занять ещё полгода. Если прервать его сейчас – ваш позвоночник долго будет уязвимым.
Нет, это снова были не грёзы. Не сны, не бред, не галлюцинации – Мэл чётко себе представляла, что увидит, если откроет глаза. Всё та же зелень справа, только уже перечерченная длинными вечерними тенями. Та же здоровенная красная тряпка слева, потемневшая, будто влажная. Те же рассохшиеся серые доски под тканью – кажется, они прикрывали что-то вроде окна. Собственные руки, наверху связанные вместе в запястьях; верёвка, перекинутая через поперечную балку чего-то, похожего на навес. Да, руки Мэл видела, отклонив голову назад, но чувствовала только фантомную пульсацию, как будто их уже отрезали и выбросили прочь. Оставили только плечи – как раз их выламывало, выкручивало каждый раз, когда обмякшее тело непроизвольно качалось, а ноги скребли носками ботинок грубый дощатый настил. Ещё был воздух, вязкий, как нагретое желе – его приходилось хватать мелкими глотками, давиться, пытаясь хоть немного разгрузить для очередного вдоха натянутые мышцы. Больше глотать было нечего, хотя за одну-единственную каплю влаги Мэл сейчас отдала бы многое.