– Иду-иду, Сид. – При закрытии дверцы сейф издал подобие писка, мелодичного, почти птичьего. Пистолет-пулемёт остался незапертым, Мэл потратила пару минут на то, чтобы удлинить ремень, потом забросила оружие подальше за спину. На выходе задержалась у зеркала, уж больно незнакомым показалось мелькнувшее там лицо. Тронутое загаром, с выпирающими скулами, рубцом на правой щеке, остатками синяков и тёмными тенями свежих укусов. Впрочем, следов звериных ласк Вааса оказалось больше на шее. Ещё блестели глаза, сухо, без намёка на слёзы, зато почти маньячно. О, Сид был взвинчен до предела, и это даже возбуждало.
– Жду тебя в гостиной, – коротко бросила Мэл в стенной коммуникатор, тут же нажав отбой. Уютным и домашним словом «гостиная» обозвали крошечную комнатку-прослойку между жилым отсеком и коридором. О, как же взбесился Сид: его принимают в пространстве три на два метра, где едва поместились пара узких кресел и маленький столик. Доктор даже не спешил, чтобы сохранить достоинство. Кресло было и вправду неудобным, но Мэл терпеливо ждала, спрятав оружие в его глубине.
– Мэл, что ты вытворяешь? Отказалась от медпомощи. Приволокла какую-то грязную девку – место ей на стенде. Знаешь, чего нам… мне стоило организовать твоё спасение? Согласовать с Правительством… – Надо же, какой накал. Доктор решил шокировать, смести и оглушить волной эмоций с порога, под шипение дверных створок. Как много горячих слов. Обычный расчёт на то, чтобы сесть рядом, взять в субтильные ладони с сухой от вечной дезинфекции кожей руку Мэл. Погладить сначала пальцы, осторожно, почти целомудренно, и уже потом перейти к основному. Вогнать в забытье. Смешать мысли с горячим дыханием, бросить всё в кипящий котёл двойного дурмана.
В этот раз не вышло. Никаких кушеток, кресло слишком мало, двоих не уместит. И столик, грёбаный столик прямо на пути, а на нём проклятая рамка с портретом-голограммой. «Лэнс, дохлый дружок. Сестрица твоя белены объелась, как она смеет, сука…»
«Вот, значит, каким ты был другом мне и моему брату», – Мэл всё изучала доктора сквозь рябь прикрытых ресниц, не издавая ни звука. Какой он, однако, стал важный. Даже проседь в зачёсанных по-новому тёмных волосах серебрилась как-то особенно солидно и благородно. Только и осталось благородства, что в причёске.
– Мэл, ты не в себе? Что с тобой? – Он подался вперёд, даже попытался обойти столик. Запнулся, когда Мэл открыла глаза, будто на стену наткнулся. Задышал как-то шумно, потея так сильно, что даже отфильтрованный холодом воздух не рассеивал запах. Страх. «Отвратительный запах твоего страха», – прорезался в голове знакомый голос, хриплый и грубый. Прав был Ваас, страх действительно воняет. Мерзко, до тошноты. От каждого слова вранья тоже разит так, что в узел сворачивается желудок.
– Я в себе с тех пор, как прошло действие твоих препаратов, Сид, – прошептала Мэл, приподняла в улыбке уголки губ. Доктор услышал. Отшатнулся, как от пощёчины, потом опомнился, приосанился, расправил плечи. Глаза сузил едва ли не насмешливо:
– Ты… точно не в себе.
Сколько отравы. Прищур с зеленцой, зрачок узкий, как у ядовитой змеи. Самые опасные гады всегда маскировали свой мертвенный взгляд круглым зрачком безобидного ужа*. Как она могла об этом забыть? Как пропустила то, что явственно чувствовала сейчас? Вон там, за обидой, вполовину наигранной. Стена в сознании – восприятие слепо тыкалось в неё с самого начала. Ни мыслей, ни образов, ни воспоминаний – темнота, мёртвая зона. Там что-то ворочалось, страшное, но настоящее, живое – не химера. Правда.«Трусливая, боишься посмотреть правде в глаза!» Спасибо, Ваас, теперь я вижу. Или у этого… лучшего друга от страха за свою шкуру случился сбой в защите. И ведь чувствует. Уже слова глотать начал, так спешит доказать свою правоту. Не торопись, Сид, ты уже опоздал.
Доктор Сид Эммет ощутил укол страха пополам с бешенством: его, кажется, не слушали. Сидели напротив с идеально прямой спиной, смотрели куда-то мимо и сквозь. Нет, он сейчас всё объяснит! Помощь не пришла сразу, потому что взрыв повредил главный пульт, преобразователь энергии и раму портала. Потом он – да-да, именно он, доктор Эммет, обивал пороги чиновников, этих бюрократов. Да она хоть представляет, что ремонт невозможен без помощи извне? Необходимы были запасные части, энергетические ресурсы! Вмешательство военных, наконец, которые не девочки по вызову – подчиняются приказам!
– Я в курсе, что военные подчиняются приказам, Сид… – Мэл фыркнула горько, и поток слов прервался вместе с враньём, которое петлёй сжималось на горле. О, доктор не забывал прикрываться от телепатии убедительными мыслями и эмоциями. Спасал мёртвую зону и, кажется, даже себя убедил в том, что прав. – Я слишком хорошо в курсе.
Он молчал, только капли пота чертили влажные дорожки по лбу и вискам, собирались в мелких морщинках, стекали под воротник. Потом как-то дёрнулся вдруг – э, док, да ты настолько вымок, что уже мёрзнешь. Да, здесь прохладно. Прости, я нарочно снизила температуру климат-контроля на пару градусов. Всё для тебя, милый мой заботливый доктор. Мэл сама повела плечами – пистолет-пулемёт она, кажется, пристроила за спиной не слишком удобно, но ничего, ещё пару минут терпения, можно даже откинуться назад и подвергнуть внимательному изучению ногти. Всё ещё поломанные и грязные, между прочим.
– Скажи, Сид, когда тебе в мозг записывают защиту от телепатии, это больно? Это вообще машина делает? Или какой-нибудь мастер гипноза? Я… просто не в курсе.
Он задохнулся, просто поперхнулся воздухом. И глаза вытаращил, не мигая, совсем по-змеиному. Эти зрачки, эта зелень. Лицо, знакомое до мелочей, заслонилось вдруг совсем другим, женским, смуглым и татуированным, что колыхалось в дыму, подобно кобре в боевой стойке. Душное марево ухватило за горло – проклятый дым из светильников-чаш. А глаза такие же, точно душа предателя отпечаталась в их глубине. «Я вот сестру свою, стерву, сам урыть уже сколько лет мечтаю…» – рука Мэл сама собой потянулась за спину, к оружию, как тянулась она у Вааса при виде бывшей семьи. Пальцы сомкнулись на рукоятке, шершавом пластике, нагретом телесным теплом. Спокойнее. Нужно дышать ровнее. Чтобы слышать: ты снова собираешься говорить, док?
– Ты молодец, Сид, – Мэл бесцеремонно прервала доктора на полуслове. – Нет, правда. Втёрся ко мне в доверие. Четыре месяца травил. Надеялся, что дикарь меня прикончит, – нет-нет, молчи! Не знаю уж, кому обязана открытием портала, пожалуй поблагодарю потом, когда буду в курсе. Спокойно!
Мэл выдернула из-за спины оружие. Доктор застыл над столиком, с которого только что пытался схватить рамку с голограммой, к слову, довольно тяжёлую.
– Нет уж, размозжить мне голову лицом брата слишком даже для тебя. Сядь, и дослушай, пожалуйста.
Сид скривил губы, сразу сделавшись почти уродливым. Уставился прямиком в провал ствола. Мэл старательно наградила доктора улыбкой за послушание, хоть в воображении его лицо уже рвали пули. Вот это картинка. На глаза наползала красная пелена ярости, похожей на лихорадку. Точно вирус злобы, которым заразил Ваас – ненависть к рафинированным лжецам, крысам в клетке. Голова закружилась, палец напрягся на спусковом крючке, и Мэл подумала было лишить себя соблазна, щёлкнув предохранителем до упора. Нет, не пойдёт. Нужно доиграть спектакль до конца, слушая сердцебиение врага. Как же это близко, только руку протянуть, зацепиться за алый проводок. Сердце не защитишь блоком, ты не знал, доктор? Хотя да, ведьма же забыла предупредить, что не только в голове шарить умеет.