— Да.
— Где Ваша одежда?
— Вся моя одежда на мне, — ответил он, оглядев себя. Кожаная куртка, джинсы, рубаха, кроссовки, бейсболка. Вот и вся одежда.
— Где Ваша одежда?
— Вся одежда на мне, — снова ответил он.
— Где Ваш багаж?
— Вот он, — и показал «дипломат».
Лицо у девушки вытянулось. Она попросила его подождать и ушла. Степаныч с девушками стояли за барьером для провожающих и с тревогой посмотрели на него. Степаныч знаком спросил — «что случилось? Он только пожал плечами.
Наконец девушка вернулась. Уже с двумя мужчинами в темных костюмах. Наушник с витым шнуром, уходящим за ворот рубахи, и маленький микрофон указывали на то, что это — охрана.
Показывая на него, девушка что-то быстро говорила на иврите. Один из них взглянул на Виктора Сергеевича. Что — то прошептал в микрофон. Постоял молча, выслушивая, видимо, ответ. Сказал несколько слов коллеге. Тот улыбнулся, махнул рукой. Потом что-то сказал девушке — опять на иврите. И оба ушли.
Та, уже без прежнего энтузиазма, спросила о наркотиках, взрывчатке, лекарствах в багаже. Затем быстро поставила свою отметку в талоне.
Он повернулся к провожающим, помахал рукой. Света, улыбаясь, помахала в ответ. Степаныч поднял вверх ладони, сомкнутые в замок. Вера пыталась улыбнуться, но мешали слезы. Их он не видел. Понял, что та плачет по платку, который подносила к глазам. Вздохнув, пошел дальше, кивком ответив на приветствие стюардессы. Он снова летел самолетом «Эль-Аль».
Парень, сидящий в кресле рядом с ним, достал книгу на английском и углубился в нее. В иллюминаторе скрывались пальмы, высотки Тель-Авива. Задремал. Проснулся, услышав женский голос, спрашивающий у него что-то на иврите.
Открыв глаза, увидел смуглую стюардессу с тележкой, заполненной пайками. Та опять что-то спросила. Он повернулся к соседу.
— Салат или омлет? — монотонно перевел тот.
— Салат, — ответил он.
Услышав перевод, стюардесса протянула паек и пошла дальше. Он поблагодарил соседа, тот кивнул. Салат оказался вкусным.
Через четыре часа в иллюминаторе показались лес, поле.
— Россия, — тихо выдохнул он и улыбнулся…
Таможенный и паспортный контроль прошел быстро. Уже на выходе увидел знакомое лицо — Евгения Викторовича. Тот, улыбаясь и протягивая руку, не спеша шел навстречу.
— Здравствуйте. С благополучным прибытием!
— Здравствуйте, — ответил он на рукопожатие. Молча взглянул на него
— Хочу обрадовать — все подозрения с Вас сняты. Как Вы и предполагали, покойный оказался жертвой самолечения. Так что — работайте спокойно, — дружелюбно улыбаясь, громко сообщил он.
Потом, тише, спросил:
— Да, я слышал, Вы уже принимаете заказы?
— По рабочим дням, — машинально ответил Виктор Сергеевич. После полета в голове шумело, звуки доходили, словно через перегородку. Потом, подумав, недоуменно спросил:
— Какие заказы?
— Ну, конечно, я понимаю. Это тема для отдельной беседы. В другое время и в другом месте. Еще раз — всего Вам доброго, — пожав снова руку и вежливо улыбнувшись, распрощался Евгений Викторович.
Он еще долго смотрел ему вслед…
… Осмотрев замочную скважину, достал ключи от двери. Царапин и повреждений не было. Открыв ее, постоял у входа. Потом вошел, захлопнув дверь за собой. Дома…
Разделся, прошел на кухню, приготовил кофе. И тут раздался звонок. Еще один. Тихо подошел к двери. В глазок заглядывать не стал — открыл и широко распахнул, стоя за ней.
— Хозяин дома? Можно войти? — услышал он знакомый женский голос.
Он вышел. На пороге стояла Таня. На ней был все тот же плащ. Большая дорожная сумка — рядом. Они молча посмотрели друг на друга.
— Заходи. Кофе готов, — наконец сказал он, взяв сумку.
Помог снять плащ, пошел на кухню следом за ней.
— Вот, учеба закончилась. Решила заехать, на всякий случай. Попрощаться. Подумала — вдруг застану?
— Застала. У тебя что — поезд сегодня?
— Да. Отходит поздно вечером.
Он молча разлил по чашкам кофе, достал из холодильника остатки сыра, копченой колбасы.
— Больше ничего нет пока. Только что прилетел.
— А я чувствовала… знала, что тебя застану!
— А я вот — ничего не чувствовал. Только устал. Давай приступим, а то кофе остынет.
Зеленый чай в этот раз она просить не стала. Кофе выпили молча.
— Как Израиль? — наконец спросила она.