Лучше б перед кем-нибудь юбку задрала за серебрушку, и то хлеб.
Хлеб... Хлебушка бы. Хоть зернышко. Хоть что-нибудь...
Я поочередно открывала шкафчики и сундучки в поисках съестного, и с каждой дверцей надежда на успех таяла. Здесь когда-то была мука, здесь мы хранили соль - помню, ее запасы мы продали еще в начале зимы - забрали даже крошечный подмокший мешочек. В том углу стоял стол с резными ножками, его мы обменяли на кукурузу всего месяц назад. Угол теперь пуст, как и мой желудок.
Вальвес-то, небось, жрет от пуза.
Я пощупала свое пузо, точнее, место, где оно когда-то было. Год назад по истским меркам можно было сказать, что я не самая страшная девушка в округе, если, конечно, не принимать во внимание длинный горбатый нос, кривую спину и трость в руках. И цвет волос, конечно же, хотя волосы-то напоказ здесь только шлюхи и выставляют. Теперь к недостаткам моей внешности добавилась еще и худоба, хотя эта печальная участь постигла большинство бедных и обедневших горожан, а уж что творится в деревнях, мне и представить тяжело. И как только Винка сохранила свою пышность...
Жрет втихомолку, наверное...
В подвале еду можно было не искать, выгребли все. В какой-то момент я почти решилась распоторшить сестричкино приданое, но так и не смогла позволить себе совершить очередную подлость. Пусть она всего лишь глупая девка, но именно на ее шее я так удобно устроилась - в конце концов, кто еще согласился бы обслуживать “бедную-несчастную” меня. Не стоит пинать курочку, что несет золотые яйца, когда можно вполне отметелить зарвавшегося петуха.
С этими мыслями я сняла с крючка накидку от дождя и поспешила по знакомому маршруту, вдоль мокрых улиц и потоков грязи, несущихся по прорытым канавам, по скользким булыжникам, через узкие переулочки, наперерез повозкам с кое-как укрытыми от дождя мешками (“Куда прешь, дурная!”), вдоль набережной, где бурлила коричневатая речная вода, мимо заколоченных лавок, вверх по широкому проезду, дальше направо, к знакомому двухэтажному дому из светлого камня, первый этаж которого украшала блестящая от дождя вывеска “Редкости. Предметы роскоши. Скупка.” - и прежде не замеченный мной щит с умело нарисованными вазами, статуэтками и книгами, очевидно, для отваживания малограмотных бедняков.
Я даже стучаться не стала - так прямо и вломилась. Вместо Вальвеса за прилавком сидела грудастая девка в дорогом темно-красном платье, которое я тоже явно уже на ком-то видела.
- Хозяина зови, - я нетерпеливо стукнула тростью. Девка смерила меня презрительным взглядом и указала белым пальчиком на дверь.
...Понятно. Вечно меня пытаются отсюда выгнать, а...
- Эй! Уважаемая! Зови Вонючего! Я не попрошайничать, я по делу. Скажи ему, Рауха Кривая пришла.
Девка с той же кислой рожей кинула мне под ноги тряпку и удалилась в подсобную комнату, покачивая бедрами. Тоже, наверное, жрет хорошо...
Долго ждать мне не пришлось - буквально через мгновение злобная подружка Вальвеса ткнула пальцем сначала на меня, потом на комнату позади прилавка. Вот и славно, еще бы не смотрела она на меня волком.
Вальвес, несмотря на мои рекомендации, вновь проводил время в компании своей возлюбленной - бутыли зеленого стекла в соломенной оплетке - и моему визиту был явно не рад.
- Ну? - выдавил он.
- Накормите меня, - бесцеремонно заявила я, - а то я ничего делать не буду.
Вальвес поднял одну бровь и открыл рот для очевидно едкого ответа, но посмотрев на меня, отчего-то замолчал, снял ботинок и что есть силы швырнул его в дверь. В комнату заглянула та самая девка в темно-красном платье.
- Принеси еще. И закуски. А ты... Сядь куда-нибудь и не мешай.
Я покорно опустилась в кресло, краем глаза заметив, что девка подняла ботинок, сдула с него несуществующую пыль, встала на колени и обула торговца. Затем она все так же молча ушла и вскоре вернулась с подносом, на котором стояла полная бутыль, горшочек картошки и блюдо с горкой мелкой рыбы, переложенной луком. У меня аж в глазах помутнело - забросив все приличия, я ухватила самую жирную рыбку за хвост, оторвала ей голову и опустила целиком в рот.
Пряная, соленая, с легкой кислинкой... Представляю, сколько такая стоит, тем более сейчас.
Я зажмурилась. На кончике моего языка танцевали феи, в ушах пели птицы, а перед глазами сияла радуга. Какое-то время я существовала не в истерзанном неурожаями Литече, а в сказочном крае с холмами из специй, луковыми реками и деревьями, ветви которых ломились от рыбы, и из омута грез меня вытащил только насмешливый голос торговца.