Пирс, повернувшись, взглянула на часы.
- А ничего, что так поздно?
- Для меня не поздно, - ответила Клэр. - Сделаем вот что: пока вы готовитесь, я сварю еще кофе.
Через несколько минут Пирс вернулась, неся папку и тахистоскоп, который она поставила на столике перед кушеткой. Провод не доставал до ближайшей электрической розетки, но эту проблему они решили, пододвинув кушетку и столик. Пирс включила тахистоскоп и велела Клэр сесть перед ним. В центре экрана вспыхнула светящаяся точка.
- Вам будет легче смотреть, если я выключу одну-две лампы, - предложила Пирс, зайдя за кушетку, чтобы посмотреть на экран со стороны Клэр. - Не возражаете?
Клэр кивнула, и Пирс, выйдя из-за кушетки, уселась с ней рядом, положив на колени папку и опустив свою сумку на пол.
- Отлично! Итак, прежде всего мне хотелось бы, - продолжала Пирс, чтобы вы как можно больше расслабились. Ложитесь, да, да, ложитесь и забудьте обо всем. Смотрите на экран и ни о чем не думайте - это главное! Нельзя ничего делать, нельзя говорить, пока смотрите на экран. Ни о чем не думайте и смотрите на экран. Вы почувствуете, что вас клонит ко сну, но это совершенно не имеет значения. По правде говоря, было бы даже лучше, если бы вы заснули... Поэтому ни о чем не думайте и смотрите на экран. Ни о чем не думайте и смотрите на экран. Вот и все. Ни о чем не думайте и смотрите на экран.
Клэр, не сводя глаз с замершей на экране светящейся точки, ощутила, как по ее телу разливается тепло, ей захотелось спать. Так захотелось, что глаза у нее сами закрылись. Хотя где-то в глубине сознания она понимала, что пятнышко света на экране не изменилось, оно, казалось, росло. И по мере того, как оно росло, голос женщины становился все тише и тише. Вот и вся комната потонула в свете. Вскоре Клэр уже окончательно была не в силах держать глаза открытыми, а когда закрыла их, то почувствовала, что какая-то жизненно важная часть ее уплывает в бесконечное пространство.
Еще несколько минут Пирс повторяла:
- Ни о чем не думайте и смотрите на экран. - А затем голосом, который становился все глуше и монотоннее, продолжала: - Я хочу, чтобы вы внимательно выслушали все, что я сейчас скажу: глаза у вас закрыты... вам хорошо и приятно... вы вникаете лишь в смысл моих слов... у вас отяжелели руки и ноги, но вам хорошо и приятно... вы погружаетесь во тьму и, чем глубже погружаетесь, тем лучше себя чувствуете... вы дышите размеренно и глубоко, размеренно и глубоко... и вы глубоко и крепко засыпаете... засыпаете глубоким, крепким сном. Я буду считать до десяти, а вы заснете крепким-крепким сном.
Медленно Пирс принялась считать, а когда кончила, тихонько взяла Клэр за руку, подняла на уровень ее лица и отпустила. Рука упала, как у тряпичной куклы. Клэр была в состоянии глубокого гипноза.
8
Хотя Клэр была не в силах открыть глаза, сладковато-тошнотворный запах хлорки подсказал ей, что она в больнице. А это могло означать только одно: она пришла проведать маму. Тогда почему же она считала, что мама умерла? Должно быть, ей это приснилось, решила она. И сразу испытала облегчение. Теперь нужно только открыть глаза, и все будет в порядке.
"Тебе пора, родная, - сказала мама. - Здесь оставаться небезопасно..."
Клэр улыбнулась. Сколько ей помнилось, в их семье всегда подшучивали над мамиными страхами перед микробами. Поэтому неудивительно, что начиненная микробами атмосфера больницы казалась ей крайне опасной.
Клэр наклонилась поцеловать мать на прощанье и почувствовала под руками железное изголовье кровати и накрахмаленные простыни.
"Хорошо, мамочка. Но завтра я опять приду в это же время".
Она попыталась встать и обнаружила, что не только не может открыть глаз, но и не в состоянии двигать ногами. Она помедлила секунду, снова попробовала подняться, но ничего не получилось.
И вдруг она поняла: это она лежит в постели у себя дома.
Надо встать, решила она. Хуже нет, чем лежать, когда тебя терзают такие странные, тревожные сны. И пить хочется, ужасно хочется пить.
Убедив себя, что окончательно проснулась, Клэр попыталась встать с постели. И не смогла пошевелиться.
Кляня все на свете, она предприняла более решительную попытку. Но едва приподнялась на локте, как почувствовала, что кто-то решительно толкнул ее обратно.
- Лежите спокойно, - словно из глубокой пещеры эхом донесся до нее женский голос. - Лежите спокойно, и все будет в порядке.
Страх заставил Клэр открыть глаза. Перед ней, набегая друг на друга, плыло несколько темнокожих лиц. Губы двигались одновременно.
- Вы в больнице, - прогудело над ухом. - С вами произошел несчастный случай.
Клэр провела языком по пересохшим губам.
- Несчастный случай?
Лица начали медленно сливаться в одно.
- Боюсь, что да, милочка. Вы упали с лестницы у себя в квартире. У вас перелом ноги и тяжелое сотрясение мозга.
Клэр подняла голову. Хотя все вокруг по-прежнему было не в фокусе, она различила, что левая нога у нее покоится в какой-то люльке, которая с помощью сложной системы из проволоки и блоков прикреплена к перекладине над кроватью.
Она уронила голову на подушку и закрыла глаза, стараясь сообразить, что произошло. Она помнила, как вернулась домой, как позвонили в дверь. Тогда, что ли, она упала? Не может быть. Когда раздался звонок, она была не наверху, а внизу и собиралась варить кофе. Но вот после этого звонка она, сколько ни старалась, ничего не могла вспомнить. Звонок - и все, пустота. Так ли? Хотя это представлялось ей абсурдом, тем не менее она почему-то видела, как складывает вещи, как ее везут в аэропорт и сажают в самолет. Летели они вроде долго, а потом еще куда-то плыли, и играл оркестр...
Наверное, вспомнился сон, решила она. Ее везли в карете "скорой помощи" - возможно, потому и приснилось путешествие.
С большим трудом ей удалось спросить у сиделки, в какой она больнице.
- В больнице святого Стефана, - ответила та. - На Фулэм-роуд.
Узнав, что она рядом с домом, Клэр с облегчением закрыла глаза и снова забылась сном, полным видений, более реальных, чем сама реальность.
Клэр утратила всякое чувство времени, и все последующие дни, недели, а может, и месяцы пребывала словно в тумане - она лишь смутно сознавала, что ее моют, кормят и дают глотать несметное множество таблеток. Иногда над ней склонялись какие-то люди, разглядывали ее, говорили, что она поправляется, обещали, что очень скоро ей разрешат принимать посетителей, смотреть телевизор и читать газеты.