Майкл понимал, что нет смысла повторять операцию на всех клавишах: даже при таком коротком письме многие клавиши приходится ударять снова и снова, и отпечатки безнадежно размазываются. И тогда он опять пробежал письмо глазами в поисках букв, которые были использованы только один раз. Таких оказалось три: х, ц, э. Теоретически на каждой из соответствующих этим буквам клавиш должен быть такой же отпечаток, какой ему уже удалось снять. Только сейчас он заметил, что буква, соответствующая первой клавише, отсутствует в письме.
Одну за другой он посыпал клавиши тальком, и, прижав к ним полоску клейкой ленты, снимал ее. Отпечатков не было.
Что это доказывает? Что Клэр, когда печатала, надела перчатки. В такую жару?
Он постучал кисточкой по зубам. А что, если на машинке печатал кто-то другой, пожелавший остаться неизвестным? И именно поэтому он надел перчатки...
Хотя мысль эта казалась нелепой и мелодраматичной, она не выходила у него из головы. Если кто-то, а не Клэр напечатал это письмо, значит, они ушли вместе. В таком случае, может, их видел кто-нибудь из соседей?
Он встал и принялся завязывать галстук. Если и из этого ничего не получится, он прекратит поиски.
Но на сей раз ему повезло: один из соседей видел, с кем выходила Клэр, и история, которую он поведал, убедила Фицпатрика, что ему следует как можно скорее встретиться с инспектором сыскной полиции Реджинальдом Этуеллом.
10
На следующий день ровно в половине третьего Фицпатрик был у Дворцовых ворот Кенсингтон-гарденс и, стараясь по возможности держаться в тени пожухлых из-за жары деревьев, направился по бурой от пыли траве прямо к Круглому пруду.
Фицпатрик познакомился с Реджинальдом Этуеллом пять лет назад, когда еще только начинал как репортер вест-лондонского еженедельника, а Этуелл был сержантом в сыскной полиции. Поначалу они симпатизировали друг другу, и только. А затем жену Этуелла поймали на краже в магазине. И, как порой бывает, в то утро в суде Аксбриджского участка, где слушалось ее дело, кроме Фицпатрика, никого из репортеров не было. Хорошо понимая, что подобная история не только получит огласку с помощью его собственного еженедельника, но и будет подхвачена другими газетами, Фицпатрик, в качестве одолжения Этуеллу, решил не показывать этот материал в редакции. Этуелл был глубоко тронут, и, хотя браку его было суждено просуществовать лишь год, они стали близкими друзьями.
Выйдя из-под деревьев, Фицпатрик прошел мимо загорающих и выбрался на аллею, по которой гуляли вокруг пруда целые полчища людей. Огромное зеркало воды отливало тусклым металлом, рядом с моделями судов, паруса которых из-за полного штиля совсем поникли, плавали утки, а высоко в небе застыли в неподвижности воздушные змеи.
На северном берегу пруда он отыскал Этуелла, который в одних плавках, как и большинство мужчин здесь в этот нестерпимо знойный день, присев на корточки, рассматривал игрушечную яхту своего сына.
- Прошу разрешения подняться на борт, сэр!
- Майк! - Этуелл с трудом встал, растирая сведенные судорогой ноги, и пожал ему руку. - До чего же я рад тебя видеть! - сказал он. - Ты вроде разбираешься в судах, а? - Он протянул ему яхту.
- Немного разбираюсь. А в чем дело?
Пока Этуелл пытался объяснить, его младший сын заливался слезами.
- Билли ее сломал!
- Ничего я не ломал! - огрызался старший. Как и их отец, оба брата отличались простонародным выговором.
- Тихо! - прикрикнул на них Этуелл. - Для начала хватит. - Голос его смягчился. - А теперь поздоровайтесь с дядей Майклом.
Оба мальчика с явной неохотой выполнили просьбу отца.
Этуелл снова повернулся к Фицпатрику.
- Извини, что пришлось встретиться здесь, - негромко сказал он. - Но нынче моя очередь воспитывать этих скандалистов.
С помощью пилки для ногтей Фицпатрик высвободил зацепившуюся за что-то ось румпеля, и яхта была отдана в распоряжение мальчишек. Затем, пообещав им мороженого в обмен на десять минут тишины и покоя, Этуелл повел Фицпатрика к шезлонгам, подобрал положенные в них рубашки и сандалии - в знак того, что шезлонги заняты, - и они сели.
- Хочешь намазаться? - спросил Этуелл, протягивая флакон с лосьоном для загара.
- Сейчас нет.
Этуелл налил на ладонь лосьона и принялся втирать его в свою волосатую грудь.
- Здесь, конечно, не Мальорка, - весело заметил он, - но куда лучше, чем на дежурстве. - Закинув руки за лысую голову, он с удовольствием потянулся. - Итак, мой старший сын, что же у тебя случилось?
- Речь пойдет о Клэр...
Внезапный порыв ветра, поднявший рябь на воде, принес откуда-то издалека звуки духового оркестра, исполнявшего мелодию "Когда окончен бал".
- О твоей девице?
- Бывшей...
- Вот как? - ничуть не удивился Этуелл. - И что же с ней случилось?
- Она исчезла.
- Исчезла? - В голосе Этуелла прозвучало недоверие. - Как исчезла?
Фицпатрик полез в задний карман брюк.
- Когда я в пятницу вечером вернулся из Белфаста, меня ждало вот это, сказал он, подавая письмо Этуеллу.
Этуелл выпрямился и начал читать.
- О господи! - вздохнул он, возвращая письмо Фицпатрику. - А тебе не приходило в голову, что готовится нечто подобное?
- Всерьез - нет...
- Что значит "всерьез"?
Фицпатрик пожал плечами.
- Недели две назад между нами были кое-какие шероховатости, но потом все наладилось. Нет, все было в полном порядке.
- Тогда почему она сбежала? Как по-твоему, тут не замешан другой мужчина? - Этуелл не умел ходить вокруг да около. - Пока тебя не было, у нее ведь было сколько хочешь возможностей...
- Это очень бы меня удивило... Очень.
И Фицпатрик рассказал ему о том, что обзвонил всех ее приятельниц, нашел в мусоре письмо из Института профилактической медицины, обращался к врачу Клэр.
- А вчера днем я решил обойти соседей: вдруг кто-нибудь видел, как она уехала. И оказалось, что один из них, некто ди Суза - он живет в соседнем подъезде, - действительно видел... В позапрошлую пятницу он заметил, что напротив дома, на другой стороне улицы, стоит машина, а в ней - средних лет мужчина и женщина. Было около семи вечера. Они продолжали сидеть там и в девять, когда он вывел на прогулку свою собаку. Тогда он решил, что это грабители и что они следят за их домом...