Я встала в центр, как раздался щелчок, и дверь вдруг с лязгом захлопнулась. В камере вспыхнул тусклый белый свет, и я испуганно отшатнулась в сторону, обернувшись к стеклу во всю стену. За ним Ориас уже колдовал над приборной панелью, искрящейся разноцветными кнопками.
– Звёзды… ни хрена не понимаю! На каком это языке?! – услышала я его приглушённый голос.
– Видимо, на английском.
– А, ну вообще чудесно, – поморщился он, склонившись так низко, что волосы закрыли его лицо. – Видимо, придётся импровизировать… так, что у нас тут?
Ориас начал нажимать на все кнопки подряд. Комната завибрировала, послышались щелчки ржавых механизмов, свет несколько раз пропадал, погружая меня во тьму. Я попыталась раскрыть дверь, но она не поддавалась. Осталось одно стекло.
– Ориас, выбей стекло! – попыталась докричаться до него я сквозь неприятное шипение из динамиков.
Оглянувшись, мужчина подобрал обрезок трубы, запрыгнув на приборную панель и со всей силы ударив по стеклу. Но вместо того, чтобы разбиться, то вдарило по нему таким разрядом тока, что Ориас отлетел в сторону, шипя и ругаясь. Хвост, обёрнутый до этого вокруг его талии, выбился и теперь бился рядом.
Я кинулась к стеклу, ударив по нему кулаками и закричав от резкой боли. Электрический разряд ударил и меня, откинув в сторону и заставив упасть на колени.
– …включена полная изоляция камеры, – раздался трескучий голос из динамиков. – Эксперимент под номером сто восемьдесят три готов к испытанию. Цель – выяснить время жизни без кислорода. Испытуемый – «Чёрная Гарпия». Истинный код – зета–ноль–ойс–ки…
Воздуха стало резко не хватать. Я схватилась за горло, опёршись одной рукой об пол и сипло дыша. Лёгкие разрывало, и я сдавленно закашляла, ощутив, как вспыхивают под кожей вены. Перед глазами поплыли круги, а каждое следующее слово из динамиков отзывалось такой болью, что я уже кричала. Кости словно дробили, а во рту ощущалась кровь.
Когда голос из динамика сказал последнее слово, вроде бы «зета», перед глазами резко стемнело, и я рухнула в обморок. Но боль никуда не ушла, разрывая кожу и заставляя чуть ли не кричать.
Я не знаю, сколько это продолжалось, но когда я уже могла дышать, едва понимала, где я. В голове стояла оглушающая и пугающая тишина, свитер лип к мокрой от пота спине, а пальцы дрожали.
Тёплая ладонь провела по лицу, убирая прилипшие волосы и заставляя морщиться. Я с силой раскрыла веки, но перед глазами стоял кровавый туман. Он не хотел проходить, и я до крови закусила язык, прогоняя дымку и разглядывая потолок. Взгляд опустился ниже, на разбитое вдребезги окно с валяющимися под ногами осколками. Многие из них были покрыты кровью. Еле отведя от них взгляд, я слегка повернула голову, тут же уткнувшись носом в пропахшую мёдом рубашку.
Подняв глаза выше, я сосредоточилась на размытом лице Ориаса. Даже в тусклом свете оно было ужасно бледное, волосы прилипли к лицу, глаза неестественно ярко сияли, а о скулы можно было порезаться. Странно, но я разглядела в его взгляде неподдельную тревогу и беспокойство.
Дрожащие пальцы, которыми мужчина убирал с моего лица волосы, были в крови. Он руками разбил стекло? Видимо, да…
– Ориас…
– Тише, – перебил он, не зная, хмуриться ему или облегчённо вздохнуть. – Никогда не думал, что скажу это, но заставила же ты меня испугаться…
Я попыталась фыркнуть, зайдясь в кашле и содрогнувшись от резкой боли в спине. Опёршись ладонью об пол, я при помощи Ориаса приподнялась, замечая, что камера изменилась. На стенах словно стало больше порезов, при этом длинных и глубоких.
– Что тут…
Я не успела договорить, повернувшись назад и застыв. Свитер на спине покраснел от крови и разорвался. А на полу, распластавшись в разные стороны, лежали крылья. Чёрные, как у Ориаса, но больше, с прочными перьями и грозными белыми когтями, столь острыми, что они могли с лёгкостью пробить кость.
И эти крылья шли от моей спины.
Я – гибрид.
2
Тусклый жёлтый свет освещал простенькую комнатку с персиковыми стенами. Посередине стояла мягкая койка такого же цвета, а рядом с ней столик с одиноким стаканом воды. В углу виднелась белая автоматическая дверь, которая в последний раз открывалась минут пять назад.
Взобравшись с ногами на койку, я обхватила руками колени, уткнувшись в них носом и дрожа. Не от холода, а от внезапно охватившего страха. Страха собственной жизни, которая оказалась для меня не такой уж и сказочной. Скорее, она была похожа на жуткую, невообразимую ложь.