— А кабы Игорю сесть на столе киевском, — осторожно поинтересовалась Ефросинья. — Годится ли он в великие князья?
— Да уж лучше бы Игорю владеть Киевом, чем Ярославу, — чистосердечно признался Вышеслав. — Игорь хоть ратным духом полон.
Последнее время Вышеслав стал замечать, что Ефросинья как-то странно на него поглядывает. И в поведении её появились перемены: то будто ненароком задержит свою ладонь на его руке, то приклонит голову ему на плечо, сидя рядом за какой-нибудь книгой. Порой во время беседы Ефросинья замолкала на полуслове, глядя Вышеславу прямо в глаза. При этом в её глазах зажигались огоньки, таинственные и зовущие. В такие минуты Вышеслав не мог побороть в себе какое-то смутное волнение, в груди вдруг разливалось приятное тепло.
Однажды, переводя вместе с Ефросиньей трудный греческий текст, Вышеслав похвалил княгиню за отменное знание грамматики.
— Не будь тебя рядом, Фрося, я в этом месте неверно поставил бы ударение, — признался Вышеслав.
— Так поцелуй меня за это, — с лукавой улыбкой промолвила Ефросинья.
Вышеслав смутился и хотел было отшутиться, но не успел. Ефросинья крепко стиснула ему руку и призывно прошептала:
— Ну же, смелее! Мы ведь одни.
Большие светло-карие глаза под густыми бровями отражали все её чувства. Страстное желание поцелуя угадывалось и у неё в губах, чуть приоткрытых и подрагивающих. Она тянулась к Вышеславу, видя его колебания.
— Неужто не люба я тебе совсем? — почти в отчаянии прошептала княгиня.
— Люба, — выдохнул Вышеслав и стиснул Ефросинью в объятиях.
Долгий поцелуй, соединивший их уста, явился тем откровением, какое эти двое таили в себе, подавляя подспудно все проявления личной симпатии.
Если цветок любви уже пышно расцвёл в романтической душе Ефросиньи, то в душе Вышеслава только-только показался маленький росток — привычка бороться со всем греховным была слишком сильной.
Наступил год 1183-й от Рождества Христова.
Хан Кобяк собрал лукоморских ханов и повёл их к Днепру, желая отомстить русским князьям за недавнее поражение. Засев у днепровских порогов, ханы стали грабить купцов на переволоках, отнимая товар и сжигая корабли, которые из-за непроходимости порогов приходилось перетаскивать волоком по берегу.
Самих купцов половцы в плен не брали из расчёта, чтобы те своими жалобами вынудили русских князей идти в дальнюю степь, оборонять переволочный путь.
Так и случилось.
Сначала обобранные до нитки торговцы, в основном греки, появились в Переяславле.
Переяславский князь помог пострадавшим купцам добраться до Киева, где уже скопились торговые караваны из Новгорода, Смоленска и Залесской Руси, идущие привычным путём по Днепру к тёплому Греческому морю. Слух о бесчинствах половцев удерживал караваны судов близ Киева. Среди торгового люда были не только русичи, но и арабы, и булгары, и варяги, и немцы...
Стояла летняя пора, наиболее пригодная для речной торговли.
Святослав Всеволодович и Рюрик Ростиславич решили собирать объединённое войско, чтобы сражаться с половцами. Им было известно, что Кобяк привёл за собой все орды лукоморские. И если к нему ещё присоединились днепровские половцы, значит, собрались поганые у порогов в несметной силе.
— На силу сила нужна, — сказал Святослав, убеждая князей выступить всем вместе на поганых.
Первыми изъявили желание биться с ханами Владимир Глебович Переяславский и Давыд Ростиславич Смоленский. Последний поддался на уговоры брата Рюрика. Не остался в стороне и черниговский князь видя, что Игорь с братом Всеволодом исполнили свои дружины. Пришёл и Туровский князь Святополк со своим полком. Пришли луцкие князья, Всеволод и Ингварь Ярославичи.
Посадив пеших ратников на ладьи, князья с конными дружинами двигались берегом Днепра. У Торческа к ним присоединились отряды чёрных клобуков.
Углубившись в степь, Святослав Всеволодович, признанный главным военачальником, выслал вперёд черниговскую и переяславскую дружины, а также конные сотни северских князей. Во главе авангарда был поставлен Игорь. Ему было велено завязать сражение с половцами, как бы много их ни было.
— Пущай ханы думают, что ваш отряд и есть всё русское войско, — изложил Игорю свою задумку Святослав, — а наши основные полки тем временем навалятся на поганых со всех сторон.
Пешие рати русичей, не доходя до порогов, выгрузились на берег и теперь двигались в степь вместе с конными дружинами, собранными под стягами Рюрика и Святослава. Чёрные клобуки рассыпались по степи, чтобы перехватывать половецкие дозоры на дальних подступах.
Святослав опасался, как бы ханы, прознав о многочисленности русичей, не ушли к дальним кочевьям. Потому в качестве приманки им был выслан далеко вперёд конный полк, достаточно сильный, чтобы вы держать длительный бой. Рассыпавшиеся всюду берендеи живо известят Святослава, если его авангард завязнет в битве. А уж Святослав сумеет взять врага в двойные клещи!
Игорь, став во главе объединённых дружин, горел честолюбивым желанием показать себя в сече. Он вёл дружины скорыми переходами, далеко рассылая дозорных.
— Коль внезапно нападём на поганых, то порубим их и без посторонней помощи, ведь у нас четыре тыщи конников, — молвил Игорь на первой же стоянке в степи. — Тогда вся добыча нам достанется.
Всеволод и Владимир одобрительно закивали.
Оба были дерзки и отважны. Даже возрастом они были примерно одинаковы: Всеволоду было двадцать восемь лет, Владимиру — двадцать шесть.
И только Ярослав опасливо заметил:
— По слухам, воинов у Кобяка не перечесть. Не рисковать бы головами зазря. Святослав велел нам лишь потревожить поганых и за собой увлечь, а не бить их наголову.
— Я вижу, ты раньше страха испугался, брат, — засмеялся Игорь.
Засмеялись и Владимир со Всеволодом.
Ярослав обиженно отвернулся.
Два дня полки двигались степью, переходя вброд мелкие речушки.
На третий день наткнулись на дозор чёрных клобуков, галопом уходивший от половецкой погони.
Половцев было не меньше трёх сотен, поэтому они смело бросились на русскую дружину, внезапно преградившую им путь. Это были переяславцы.
После жаркой схватки степняки отступили.
Подоспевшим Игоревым дружинникам осталось только ловить разбежавшихся вокруг половецких лошадей, чьи наездники лежали убитыми.
Владимир Глебович раздулся от гордости, показывая Игорю пленных половцев. Их было всего четверо, но все четверо были люди знатные.
Игорь с плохо скрытой завистью похвалил молодого переяславского князя.
— За этих степняков можно неплохой выкуп взять, — сказал он. — Сейчас я узнаю, кто это такие.
Игорь приблизился к пленникам и изумлённо уставился на крайнего из них. Он узнал Узура, хотя у того был выбит глаз.
Игорь заговорил с ним по-половецки:
— Как ты здесь оказался, побратим?
— В набег отправился, — ответил Узур.
— Плохое ты время для набега выбрал, — негромко сказал Игорь, хотя знал, что сопровождавший его Владимир не понимает половецкого языка.
— Не зимой же в набег ходить, — усмехнулся Узур.
— Я тебя выручу, — сказал Игорь, вынимая нож из-за голенища сапога и разрезая путы на руках Узура. — Собери своих воинов и уходи на Дон. В это лето не будет вам удачи в приднепровских степях, поверь мне.
— Благодарю, друг, — промолвил Узур, растирая кисти рук. — Я тоже хочу упредить тебя. Уговори князей вернуться к своим рубежам, ибо войска у вас немного. Кобяк собрал двадцать тысяч всадников. К нему присоединились ханы Осолук, Тарх и Изай Билюкович. Сюда же идёт Кончак. Не сможешь убедить князей, спасайся сам, побратим.
— Далеко ли отсюда Кобяк и вся его орда? — спросил Игорь.
— Недалеко, — помедлив, ответил Узур. — Стан его на Волчьей реке.