Священник пришёл, и они остались в шатре вдвоём.
Всеволод приказал предать обезлюдевший Глебов огню.
В ночи разгорелся гигантский кострище, зловещие сполохи от которого вздымались выше самых высоких сосен. Ветер раздувал пламя. Город сгорел дотла.
Утром северские рати потянулись по равнинному бездорожью обратно к Сейму.
Чуть живого Игоря везли на возу.
Вышеслав, ехавший верхом рядом с повозкой, с грустью и состраданием смотрел на мертвенно-бледное лицо друга, обмотанное окровавленными тряпками.
До Новгорода-Северского добирались долго. Игоревы гридни не торопили лошадей по плохим дорогам, чтобы не растрясти раненого князя.
Ефросинья, бледная и испуганная, встретила мужа, которого на руках внесли в терем и уложили в опочивальне.
Игорь был в сознании и сразу попросил пареной моркови.
Служанки мигом принесли своему господину его любимое лакомство. Принесли и очищенных от скорлупы орехов, чтобы рана лучше заживала, и клюквенного киселя для аппетита, и сладкого изюма для поддержания сил.
Лекари как хозяева расположились в соседнем покое. Всё, что они требовали, немедленно исполнялось слугами.
Всеволод успокаивал Ефросинью:
— Брат у меня как дуб крепок, оклемается!
Он задержался в Новгороде-Северском, отправив домой свою дружину.
Через несколько дней Игорю стало значительно лучше.
Ефросинья пришла к нему вместе с Вышеславой. Они принесли показать книгу Фронтина «Стратег мы», переведённую на русский язык.
Игорь давно охотился за этой книгой и сумел-таки раздобыть её. Перевод текста затянулся по разным причинам. Монахи-переписчики почти год создавали русский текст, обильно снабжая его красочными вставками и миниатюрами, кое-где были помещены даже карты сражений.
Игорь схватил книгу, как ребёнок, наконец получивший долгожданный подарок.
Его лицо с отросшей бородой посветлело, когда он бережно перелистывал страницы из толстой бухарской бумаги. Отыскав раздел о взятии городов, Игорь вслух прочитал о хитрости Александра Македонского, захватившего персидский город Кирополь. Отряд Македонского проник в город по руслу обмелевшей реки, протекающей за городской стеной, в то время как Основное войско Александра отвлекало защитников Кирополя обманным штурмом.
— А вот я взял Глебов без всяких хитростей, — вдруг Сказал Игорь, закрыв книгу. — Был Глебов — и нет Глебова.
Игорь поднял глаза на Вышеслава и Ефросинью и расхохотался безумным смехом.
Ефросинья с беспокойством посмотрела на мужа, затем её встревоженный взгляд метнулся к Вышеславу. Вышеслав выразительно взглянул на княгиню, стараясь успокоить: мол, такое с раненными в голову случается.
И Ефросинья стала побаиваться Игоря. Он иногда мог так посмотреть на собеседника, что мороз по коже продирал.
Неизвестно, что помогло Игорю быстро встать на ноги: умение ли врачевателей иль блестящая победа Святослава Всеволодовича над половецкими ханами у Орели-реки. Такого разгрома степняки не испытывали со времён Владимира Мономаха! В битве пало девять ханов, двенадцать ханов были взяты в полон. И среди них злейший враг Руси — Кобяк. Тысячи половцев остались лежать на равнине близ устья Орели. Слава этой победы гремела по всей Руси!
В Новгород-Северский весть о победе Святослава принесли местные купцы, ездившие в Киев и купившие там за бесценок множество половецких рабов.
— Лошадей половецких князья пригнали видимо-невидимо! — восторгались купцы, приглашённые в княжескую гридницу. — Прочего скота крупного и мелкого тоже не перечесть! А пленных везде продают гуртами, как овец. Раб-мужчина идёт по ногате[93] за голову, молодая невольница — за одну резану[94].
Купцов в Киев наехало полным-полно. Торговля идёт вовсю!
Проводив купцов, Игорь принялся расхаживать по гриднице, изливая Вышате и Вышеславу своё уязвлённое самолюбие:
— Обскакал меня старик Святослав! Ведь дурень дурнем, а поймал-таки свою удачу! Это по вине треклятого Владимира я остался ни с чем. Ну, я ему ещё отплачу за это сторицей!
— Мало тебе развалин Глебова? — мрачно спросил Вышеслав.
Игорь взглянул на него:
— Что? Это только начало моей мести, друже. Дай срок, на Переяславль пойду!
— В Переяславле знатную добычу взять можно, — угодливо вставил Вышата.
Вышеслав сверкнул глазами:
— Разума ты лишился, боярин, коль слова такие молвишь! Смерть русских людей выгодой измеряешь. Так не лучше ли сразу на Киев пойти! Стыдись и ты, князь...
— Замолчи! — вскричал Игорь, и глаза его как ножи впились в Вышеслава. — Я вижу, ты воли себе много взял. Князей поучаешь! Так поучи-ка сначала Владимира русских людей любить, а уж опосля меня стыди.
Вышеслав покорно склонил голову.
— Позволь удалиться, княже.
— Ступай.
Видя такую непримиримость старого друга к межкняжеским распрям, Игорь стал приближать к себе людей менее щепетильных и более охочих до богатств и почестей, взятых не важно где: в Степи иль в соседнем княжестве.
Не ладил Игорь и с Ефросиньей, которая неизменно становилась на сторону Вышеслава, разделяя его взгляды о единстве русских князей против угрозы из Степи. Ефросинья понимала, что, несмотря на все разногласия с Вышеславом, Игорю нелегко будет обойтись без друга, преданность которого измеряется отнюдь не тем серебром, что получает он за свою службу: Поэтому Ефросинья, используя весь свой такт и умение охлаждать вспыльчивого мужа, старалась, чтобы дело не доходило до открытого разрыва между Старыми друзьями.
Однако вскоре произошло событие, окончательно разрушившее то хрупкое согласие в отношениях Игоря и Вышеслава, которое с таким старанием оберегала добросердечная Ефросинья.
Игорю попался на глаза отрывок из летописи, которую составлял Вышеслав. Он пришёл в бешенство от того, с какими подробностями там было изложено разрушение Глебова и истребление всех его жителей. Перед этим Вышеслав не пожалел чёрных красок для характеристики переяславского князя, осуждая его набег на северские земли. Но, описывая месть Игоря, по мнению последнего, Вышеслав превзошёл себя. Игорь был изображён человеком храбрым, но вместе с тем злопамятным и жестоким. Причём в ослеплении гнева все добрые качества Игорева нрава подавлялись худшими проявлениями его характера.
— Ты что тут накорябал, летописец хренов! — набросился Игорь на Вышеслава. — Опозорить меня хочешь перед сыновьями и внуками!
— Я правду писал, княже, — спокойно ответил Вышеслав. — А правда как сажа, по ней хоть гладь, хоть бей — всё едино рука чёрной будет.
— Я в такой правде не нуждаюсь. — Игорь разорвал пергамент.
— Особой княжеской правды в природе нет, — воз разил Вышеслав. — Истина для всех едина, как свёз в окошке тёмной ночью.
— Напишешь так, как я велю, — властно произнёс Игорь.
— Не стану, — отказался Вышеслав. — Я тебе не холоп.
— Тогда прочь с глаз моих, строптивец! Отныне быть тебе в Путивле при тамошнем воеводе Ясновите.
В тот же день Вышеслав отправился в Путивль.
Ефросинья не смогла сдержать слёз, расставаясь с ним.
«Северский летописный свод» Игорь решил не продолжать, сочтя за лучшее не утруждать себя лишним беспокойством, облагораживая свои поступки. Игорю хотелось жить настоящим, будущие времена его пока не волновали.
Глава десятая
НЕУДАВШЕЕСЯ ПРИМИРЕНИЕ
Кровавая распря Игоря с Владимиром не на шутку встревожила Святослава Всеволодовича, который замыслил новый, более дальний поход на половцев. Для этого необходимо было единство всех князей, чьи владения граничат со Степью.
Киевский князь приехал в Чернигов и призвал к себе Игоря, желая рассудить его с переяславским князем.