— Слухай, старик, у Котовского на голове ни волосинки не было, а знаменитые писатели в прошлом веке гривы отращивали. Так ведь они ж не этим — не лысиной, не шевелюрой — известны и дороги нам, — обезоруживал меня Генка в наших спорах о модах.
Новый взводный мне не понравился. Сказал об этом Генке, тот отказался разделить мое мнение.
— Нельзя быть таким категоричным в оценке людей. Понравился — не понравился. По принципу «да — нет» компьютеры работают. А мы с тобой не компьютеры, — принялся он нудно поучать меня. (Это Генка-то не категоричный! Умора!). — Погоди, присмотрись к человеку, убедись, каков он в деле…
И пошел, и пошел… Нанизывает слово на слово, будто фишки лото из мешка вытаскивает.
— Спасибо, Карпухин, за педагогические чтения, — оборвал я его. — Тебе не кажется, что с тобой иногда трудно разговаривать?
— Нет, не кажется. Это у вас, Климов, элементы психологической несовместимости прорезаются. Надо их подавлять в самом зародыше. Как говорил поэт, уметь смирять себя, становясь на горло собственной песне. Во имя здорового микроклимата в коллективе.
А насчет гвардии лейтенанта я действительно ошибся. Прошло всего несколько дней, и мое первое представление о нем полетело вверх тормашками. Как-то незаметно, исподволь, он сумел так войти в нашу жизнь, что нельзя было и представить наш взвод без него. Конечно, танковый взвод — не мотострелковый. Народу-то у нас раз, два и обчелся. Но все равно иному командиру месяца мало, чтобы запомнить каждого по имени-отчеству, не путать фамилии. Агафонов в течение недели потолковал с каждым, все родословные узнал. И мы тоже знали всю его биографию. Оказывается, он служил в полку срочную. Потом учился в танковом училище в Харькове, а сам — москвич, прадед еще у Гужона работал; на «Серпе и Молоте» трудятся сейчас его родители и старший брат с женой.
Он — хороший рассказчик. Слушать Агафонова интересно, и знает он много. Каждый день мы узнавали от него что-то новое. Не всякий читает «Науку и жизнь», «За рубежом», не всем посчастливилось быть в московских театрах. А он прочтет статью — нам перескажет. Про спектакли, про артистов — тоже беседа накоротке. А еще заразил Агафонов весь взвод шашками. Вот уж никогда не думал, что шашки могут так увлечь.
— Сам генералиссимус Александр Васильевич Суворов предпочитал шашки любому другому занятию в часы досуга. Научил своего денщика Прохора играть в них, — сообщил нам Агафонов. — Комбинаций, понятно, поменьше, чем в шахматах, однако и немало. А главное, времени на партию много не нужно. За перерыв, если на высадку, весь взвод сыграть может.
— Ну, если великие полководцы не гнушались шашками, нам сам бог велел, — поддержал взводного Генка. — Можно мне счастья попытать?
Попытал. Под дружный хохот взвода Агафонов устроил Генке сразу два «сортира».
Интересно и просто было нам с нашим взводным. И мы очень беспокоились, что вскорости все может перемениться: со дня на день к гвардии лейтенанту должна была приехать его молодая жена.
— Помяните мое слово, братцы, — скороговоркой восклицал гвардии сержант Чуб, — отберет она у нас лейтенанта.
Вечером рядовой Костя Вепринцев, наводчик из третьего взвода — наш ротный почтальон, больше известный по кличке «вечерний выпуск последних известий», — под большим секретом сообщил каждому, что Агафонов завтра встречает жену, что из Москвы от нее пришла телеграмма и что гвардии лейтенант уже умчался на попутной в Легницу: поезд приходит рано утром.
Дня за два до этого Агафонов получил от жены письмо и фотографию. Он показал ее нам. Мы рассматривали портрет всем взводом. Большими, широко расставленными глазами, доверчиво улыбаясь, смотрела на нас молоденькая девчушка с замысловатой, кудельками, прической. Красивая. Но что-то не позволило нам высказать Агафонову те слова, которых он ждал от нас, показывая фотографию, и которых, если быть объективным, она, судя по всему, заслуживала.
И вот он уехал ее встречать.
Нам бы радоваться, по правде говоря, тому, что лейтенант заживет нормальной семейной жизнью. Понимали, что человеку нужна семья, что нельзя командиру все время мотаться одному, но, видно, эгоистические начала в каждом пробивают свои ростки и дают себя знать порой в самых неподходящих случаях. Так что пусть простит товарищ гвардии лейтенант, но в тот вечер мы по-своему, по-солдатски говорили о приезде его жены.
— А я что предсказывал, братцы? — сокрушался Чуб, как всегда глотая буквы и слова, — помяните мое слово, в шашки он уже не игрок. Посмотрите, она его на танцы в офицерский клуб поведет…