Мелькают кадры кинохроники, бесстрастно запечатлевшие величайшее преступление властителей уходящего мира против человечества. Горы трупов на фронте. Эшелоны калек. Обездоленные люди в городах и селах России. И суровый гнев народа против эксплуататоров, грабителей, палачей. Февральская революция. Царь свергнут. А желанная свобода, мир для народа все еще не наступили. Слащаво улыбается Керенский, призывая российского солдата проливать кровь за интересы пуришкевичей. Однако недолог век господина балаганного актера, прислужника хозяев, своих и чужеземных. В России действует организованная и закаленная политическая сила, способная возглавить победоносную борьбу трудящихся за подлинную свободу и счастье. Эта сила — партия Ленина. Вот он, живой Ильич, на экране…
Вспыхивает свет в зале, и на сцену выходит седой плечистый старик с орденом Красного Знамени на лацкане пиджака.
— Для вас, дорогие друзья, — говорит он с едва уловимым польским акцентом, — это история. А для меня — это моя молодость.
Сидят, не шелохнувшись, танкисты. Рассказ бывшего пулеметчика Красного Варшавского революционного полка Стефана Липиньского захватил каждого. Зримо предстали героические события того времени. Липиньский а его товарищи — польские бойцы-интернационалисты — штурмуют засевших в Донском переулке, в Москве, мятежников-анархистов. Первые потери. Командир разведроты Гадомский и пулеметчик Барасевич отдали свои жизни за революцию. Владимир Ильич Ленин, узнав об их гибели в бою, лично распорядился похоронить обоих поляков на Красной площади, у Кремлевской стены.
А второго августа восемнадцатого года в здании бывшего коммерческого института в Москве Липиньский слушал речь Ленина перед бойцами Красного Варшавского революционного полка.
… В проходе в два ряда выстроился почетный караул уланов, образовав живой коридор, по которому должен был пройти Ленин. Едва он подошел к уланам, как те по команде выхватили шашки из ножен и скрестили их, образовав крышу коридора. Владимир Ильич, поднявшись на сцену, шутливо сказал:
— Ой, товарищи поляки, всегда вы что-нибудь придумаете для эффекта. — Провел ладонью по голове и, озорно подмигнув собравшимся, добавил: — Хотя бы предупредили. Так ведь и испугать можно.
— Ленин сказал это просто, как свой своим, — не скрывая волнения, вспоминает старый революционер, — и даже тот, кто плохо понимал по-русски, понял: перед нами доступный каждому человек; подойди к нему и поговори как с другом, товарищем. И быть может, от этого на всю жизнь запали слова его пламенной речи. — Липиньский достал блокнот, водрузил на нос очки и прочитал: «Вам выпала великая честь с оружием в руках защищать святые идеи… на деле осуществлять интернациональное братство народов.
И я, товарищи, уверен, что если вы сплотите все военные силы в могучую интернациональную Красную Армию и двинете эти железные батальоны против эксплуататоров, против насильников, против черной сотни всего мира, с боевым лозунгом: «Смерть или победа!» — то против нас не устоит никакая сила империалистов!»
Он снял очки, подслеповато прищурясь, обвел взглядом зал и, медленно спускаясь со сцены, закончил:
— Эти слова вождя адресованы и вам, нашим наследникам.
Потом о боях костюшковцев с фашистами возле белорусского поселка Ленине говорил поручник резерва Ян Мончка, о героических делах польских партизан, которыми командовал советский офицер Василий Войченко, легендарный «Сашка», рассказывал Мариан Стемповский. Слушая польских гостей, каждый словно прикоснулся к истокам боевого братства наших народов, армий, уходящих корнями в революцию, в гражданскую войну…
На утреннике я познакомился со старшим шереговцем Чеславом Новиньским, тоже механиком-водителем танка. Ни он, ни я, понятно, и не думали, не гадали, что на учениях… Но об этом еще предстоит рассказать…
27
А пока мы готовились. И дни, втиснутые в жесткий распорядок, еще более уплотнились. Впрочем, Генка все равно ухитрялся бегать в библиотеку. Хоть на минутку, а сбегает. Дня не может прожить, чтобы не увидеться с Машей.
Старшина Николаев по-прежнему поглядывал на Карпухина косо.
— Что за человек? — тихо возмущался Карпухин. — Все равно моим тестем будет. Отслужу — и будет. Мы с Машечкой все решили.
— А как же с поступлением в училище? Со службой?
— Не задавайте каверзных вопросов, Климов, — одно другому не мешает. Что ж, по-твоему, если в училище, то обет безбрачия принимать?