Гляди, и дров добудешь, и мужиков с партизанами поссоришь. Но мы по-своему решили. При въезде в лес оружие спрятали под листьями. Теперь, раз уж встретились, забирайте и оружие. Давай нам своих хлопцев, пусть заберут винтовки.
Какое-то время Федоренко думал молча, а затем обратился к деду:
— Хорошо ты, Тимофеич, решил. Но мы сделаем иначе. А вдруг среди вас болтун найдется. Надо предусмотреть это.
Тем временем партизаны и крестьяне, разбившись на группы, вели неторопливый разговор. Вдруг раздался сердитый голос Федоренко:
— Что ж это, товарищи? Я заглянул в донесение, — он потряс планшетом, — и вижу, что посланы вы с оружием, а вашего старшего спрашиваю, — он кивает на деда Лукьяна, — не признается. Нехорошо получается! Я должен теперь разобраться. Признавайтесь, где оружие?
Крестьяне не стали упрямиться и рассказали об оружии все то, что Федору было уже известно от Лукьяна Тимофеевича.
— Ну ладно! — смягчился Федор. — Разойдемся миром. Посылаю с вами своих ребят, и вы передадите им все винтовки с боезапасом. Коменданту же скажите, что оружие партизаны отняли при налете на обоз. Наперед же знайте: советский человек берет оружие из рук врага только для одной цели — вражьим оружием бить его же. Это вы крепко- накрепко запомните. И другим передайте.
На этом встреча закончилась. Крестьяне с пятью бойцами, посланными для изъятия оружия, ушли на Чуунчу. А партизаны, побросав вещмешки в повозки, разбрелись по лесу продолжать поиски грузов.
Когда стало вечереть, все опять сошлись на месте встречи. Партизаны уселись в повозки и двинулись к лагерю.
Федор не без умысла примостился рядом с Виктором Хренко, управлявшим лошадьми. Сперва молчали, лишь изредка перебрасываясь фразами о том, о сем. Словно почувствовав немой вопрос словаков, Федор начал объяснять им:
— Райхертовское оружие я оставил деду. Наши ребята спрячут винтовки в лесу и покажут Лукьяну тайник. Старик дал слово, что повернет эти винтовки против немцев. В селе много людей, которые хотят помогать нам. Они сколотят отряд. И начнут действовать. Жить будут пока в селе. У нас есть такие отряды. Соберутся ночью, дадут жару немцам, к рассвету оружие спрячут в тайники, а сами — по домам. Немцы кричат: «Партизанен! Партизанен!» и кивают на лес, а партизаны — рядом с ними. Хорошо, а?
Словаки дружно смеются. Потом Виктор говорит: — Добре! Дуже добре вы сделали. Я поначалу думав не так. Немецкая армия, думав я, на тридцать конских сил да на шестьдесят колес ослабела, а партизанская бригада на столько же сильнише стала. Але я не досчитав. Гитлер потеряв помощников, а партизаны их нашли. Это еще гарнише. Теперь дуже ясно видно, ако партизаны держутся: они заровень, ако у вас кажуть — заодно з народом.
И весело ударяет вожжами лошадей.
— Эй, партизански кони! Рыхло бежите! На нашу сторону!
Кони рвутся вскачь. За первой повозкой движется весь обоз… По лесной округе разносится грохот колес и цокот кованых копыт. В этот шум вплетается голос словака:
— Рыхло, рыхло бежите! На нашу сторону!..
Партизанская дружба
С момента нашей первой встречи со словаками прошло три недели. И хотя прожили мы все эти дни по суворовскому правилу — с искренностью в отношениях и с правдой в обращении, — все же поначалу нет-нет да и пробегали тени настороженности. Ведь сошлись мы не на мирной ниве, а на дорогах войны, и злая логика ее — хочешь не хочешь, а сказывалась.
Так было. Но шли дни. Множились совместные боевые дела, и настороженность сменялась крепкой дружбой. Не раз она проявлялась во взаимной боевой выручке.
…Начался этот день обычно. Утром весь наш лагерь порадовали возвратившиеся из рейда подрывники. Группы Бартоши и Шарова пустили под откос два эшелона. Группа Александра Старцева подорвала восемнадцать столбов телефонно-телеграфной связи. Минеры Леонида Ящука заминировали мосты автомагистрали.
В полдень поднялась тревога — дозорные заметили два отряда противника. Однако каратели боя не приняли.
Тревога прилетела и с Большой земли. В одной из радиограмм обком партии, находящийся в Краснодаре, запросил: «Что слышно о феодосийцах и как дела в Симферополе? Какие последствия провала „Дяди Володи“»?
Легче выдержать бой с крупными силами карателей, чем ответить сейчас на эти вопросы.
Перед вечером в штаб бригады пришел из 5-го отряда Григорий Гузий.
Он — севастопольский моряк. Для нас, партизан, слово севастополец говорит о многом. Каждого участника героической обороны города-героя, пробившегося к нам, в лес, мы с Егоровым и Колодяжным держим на особом учете, с каждым работаем сами. Тогда, после первой встречи с моряком я записал в свой дневник:
«Григорий Гузий крайне заинтересовал меня. Участник севастопольской обороны. Работник Ичкинского райисполкома. Пришел к нам от подпольщиков. Его знает и рекомендует подпольщица Евгения Островская. Оба они огорчены тем, что других новичков с заданиями уже посылают, а им дела не дают…»
В первой же беседе Григорий предложил план диверсии на железной дороге под станцией Ички[1]. Сейчас он пришел доложить о готовности к операции. Рассказывает обстоятельно. Видно, продумал все детально.
Слушая его, вспоминаю запрос обкома о связи с Симферополем.
— Григорий! А ты Симферополь хорошо знаешь?
— Как свои пять пальцев. Бывал в нем до войны. Приходилось и ночами бродить по глухим переулкам, когда бежал из херсонесского «котла». Так что хоть с завязанными глазами могу пройти в любой конец города.
— Назови-ка своих надежных знакомых симферопольцев.
Григорий называет Володю Цюрупу, который связал его и Женю Островскую с симферопольскими подпольщиками, потом перечисляет других лиц и кратко характеризует их.
— А кого в напарники попросишь? — спрашивает комиссар Егоров. — Тебе, севастопольцу, конечно, известно, что трусливый друг страшнее врага. А наши хлопцы так говорят: партизан без друга все одно, что орел без крыла.
Григорий ответил не сразу. Подумав, неожиданно смущенно произнес:
— Для подпольных дел, кроме Жени, никого мне не нужно. А если на диверсию, то тут вам виднее. Только прошу дать ребят, проверенных в деле.
Отпускаем Гришу и составляем ответную радиограмму секретарю обкома Булатову:
«Связи эвакуацией Бабичева послать Симферополь пока некого. На диверсии проверяю Гузия Григория Ефремовича, бывшего работника Ичкинского райисполкома. Он имеет выход на крупную симферопольскую организацию. Второй ход на Симферополь начал через Зую. С Зуей установил связь по двум линиям… Подробно обстановку и предложения письмом».
Зову Степана Выскубова, нашего радиста, поручаю ему зашифровать радиограмму. И тут внезапно со стороны Орта-Сырта в лагерь ворвался шум перестрелки.
Подбегает взволнованный Яков Сакович, не говорит — кричит:
— Николай Дмитриевич! На Орта-Сырте бой. Наверное, Плетнев. Он туда пошел.
— Один?
— Да. Выручать надо!
— Тогда вот что: пулей — в пятый отряд. Пусть Кузнецов вмешается. Ему там близко.
Едва Сакович скрылся в лесной чащобе, как перед нами появляется Виктор Хренко:
— Пустите словаков до бою!
— Туда уже послан отряд.
— А мы? Рядом стреляют, а словаки опять сиди!
Приятно было видеть его в эту минуту предбоевого нетерпения, взволнованного, со вспыхнувшими огоньками в глазах. Хотя мы и условились не рисковать словаками без надобности, но тут я отказать не смог.
— Ладно. Беги к Кузнецову. Передай приказание, чтоб послал и вашу группу.
— Це друге дило! — бросил он на бегу.
Между тем стрельба на Орта-Сырте то утихает, то вспыхивает с новой силой. Наш лагерь опять поднялся по тревоге. Но стрельба вдруг смолкла так же внезапно, как и началась. А через полчаса люди возвратились с Орта-Сырта, и все выяснилось.