На этом Базар-Ажай не успокоилась. Выбрав момент, когда Темиргерей был в хорошем настроении, она зашла к нему в сельсовет. Темиргерей сидел за столом и перечитывал письмо, что пришло от бойцов с фронта. Воины сердечно благодарили аульчан за присланные теплые овчинные полушубки, шерстяные носки, перчатки и другие теплые вещи.
Базар-Ажай остановилась у двери, сняла галоши с загнутыми вверх остроконечными носками, поправила на голове платок и, как говорится, сразу приступила к делу.
— В коридоре никого нет, — глянув на дверь, вкрадчиво предупредила она. — Мы свои люди. Ты — начальник, я — начальник. Поэтому можем говорить открыто. Я пришла к тебе от имени Айзанат.
И она изложила свой план, добавив:
— Голубчик Темиргерей, ты находишься у власти. Всё в твоих руках. Ждем твоей помощи. Сам понимаешь, Манап — последняя папаха в роду. Попадет на фронт — убьют. Некому будет род продолжать…
— Какой помощи? — спросил Темиргерей.
— Уменьши пару лет Манапу. Исправь документы.
— Вот оно что!.. Как же это сделать?
— Не знаю… В николаевские времена многие начальники так делали, и их детей не брали на войну.
— Разве николаевские и советские времена похожи? — сердито спросил Темиргерей. Он был возмущен. Ему хотелось выгнать Базар-Ажай, но он сдержал себя, не желая вносить холод в трудные взаимоотношения с Айзанат. Немного подумав, он сказал:
— Хорошо, пусть Айзанат пришлет ко мне Манапа.
— Я и раньше говорила, что ты золотой человек, — залебезила Базар-Ажай, дотрагиваясь до руки Темиргерея. — Айзанат не забудет тебя, а для меня ты заменишь солнце.
— Иди за Манапом, — буркнул Темиргерей.
Базар-Ажай метнулась в коридор, но тут же вернулась.
— Голубчик Темиргерей, только сделай так, чтобы Марьям ничего не знала.
— О чем?
— Да о том, что Манап остается и не идёт в армию. Марьям не нашего поля ягода. Не верю я тем, кто учился в этих школах…
— Значит, мне веришь, а Марьям не веришь?
— Ты все-таки человек, видевший и ту и эту жизнь.
— Ясно. Все ясно… Зови Манапа.
Темиргерей помрачнел и вышел из-за стола. Меряя шагами кабинет, он думал об Эльмурзе. В последних сводках Совинформбюро сообщалось, что враг подошел к Волге и там идут ожесточенные бои. «Ничего, — рассуждал Темиргерей, — лето — пора змей… Сейчас зима — пора табунов… Кони растопчут змей! Так и в гражданскую было».
Вскоре пришел Манап, стройный, красивый парень, с добродушным лицом. В покрасневших от стужи руках он держал портфель с учебниками, видно, только что возвратился из школы, и мать, не дав ему обогреться, послала в сельсовет.
Войдя в кабинет, он спросил:
— Вы звали меня?
— Да, дитя мое, звал. Знаю, ты проголодался и замерз… Потерпи немного, я тебя долго не задержу.
— Ничего, дядя Темиргерей, на фронте сейчас нашим не так достается, — ответил Манап и, смутившись, добавил: — Скоро и я пойду на фронт!
— Сколько тебе лет, Манап?
— Почти восемнадцать.
— Я слыхал, что тебе еще и шестнадцати нет.
— Неправда. В свидетельстве о рождении точно указано, а у русских говорят: «Что написано пером — не вырубишь топором».
— А ты знаешь о том, что твоя мать очень переживает за тебя?
— А-а… Это она из-за того, что хочет меня женить на дочери Базар-Ажай.
— Выдумывай…
— Честное комсомольское. Стоит мне только согласиться, так она завтра и женит.
— Вот как! — усмехнулся Темиргерей. — Значит, чтобы ты не пошел в армию, она хочет сделать тебя моложе, а чтобы женить — старше.
Темиргерей рассказал Манапу о разговоре с Базар-Ажай и спросил:
— Ну как, хочешь, чтобы я выполнил ее просьбу?
Манап покраснел. Жилы на его шее вздулись.
— Говори, не стесняйся… Если хочешь, то вместо тебя пошлем на фронт младшего брата Мурзы.
— А разве у Мурзы есть брат? — удивленно спросил Манап.
— Есть!
— Кто это?
— Зухра… В последнем письме Мурза писал: «Хоть ты и девочка, но для меня ты — младший брат».
— Я комсомолец! — сказал Манап и, позабыв папаху, выбежал из кабинета.
На крыльце он столкнулся с Марьям и чуть не сбил ее с ног. Лицо его пылало. Марьям преградила ему дорогу.
— Манап, что с тобой?
— Ничего.
Густой снег падал на непокрытую голову.
— Почему без папахи?
— «Почему, почему?» — передразнил он Марьям. — Не твое дело!
— Подожди, — Марьям взяла его за руку. — В такую погоду без папахи разве можно. Простудишься.
— Пусти… В Хасавюрт иду.
— В Хасавюрт?! Зачем?
— Мое право в моих руках!