«Наверное, командование сообщило», — решил Эльмурза.
В письме Марьям рассказывала о всех домашних новостях. Писала она и о том, что недавно перенесла тяжелую болезнь, что в бреду, как ей потом рассказывали, она все время звала мать. Родители Мурзы не решались пригласить Айзанат. Да и все равно она бы не пришла. Больную Марьям на подводе отвезли в дом к матери.
Базар-Ажай бегала по селению с новостью:
— Я же была права в том, что Марьям вернется к матери.
В доме Эльмурзы Марьям в бреду звала мать, а у матери — Эльмурзу.
Базар-Ажай, подслушав ее бред, заметила:
— Видно, с совестью она смогла разлучиться, а с Мурзой не в силах.
После этого Базар-Ажай остыла, не стала подливать масла в огонь.
Марьям писала, что теперь Базар-Ажай совсем другой человек, даже слушает радиопередачи, забросила сельские сплетни, неплохо работает. Очень сердится на тех, кто называет ее Базар-Ажай. А однажды утром, направляясь с почтой в район, она встретила Темиргерея. Он сказал ей, что получил первое письмо Эльмурзы прямо с фронта. В нем упоминается и о ее сыне.
Базар-Ажай стала упрашивать Темиргерея вернуться и показать ей письмо. Но тот отказал, сославшись, что в поле его ждут дела. Тогда Базар-Ажай летучей мышью слетала в район и, вернувшись «в селение, прибежала к ним. А когда пришел Темиргерей, она попросила перечитать ей письмо трижды.
В письме Эльмурза упоминал, как под Ровно один аварец рассказал ему, что служит в одной части с сыном Базар-Ажай.
Это сообщение так обрадовало Базар-Ажай, что она выпросила письмо и, повесив его на шею, как талисман, показывала всем встречным. А слова «жив, здоров, воюет» заставляла перечитывать трижды, причем говорила:
— Хоть Мурза и хороший ветеринар, и храбрый джигит, все равно писать письма не умеет. Пишет: «Жив, здоров…» Кто «жив, здоров»?.. Этот аварец, шайтан его побери, или мой сын? Разве нельзя было написать яснее!.. Прочти, голубчик, еще раз это место, — просила она.
За добрую весть о сыне она отблагодарила тем, что превратилась в гонца между двумя семьями и таким образом помогла примирению Айзанат с родными Эльмурзы. Она часами торчала в их доме, без спроса брала на руки Арсена и напевала ему сочиненную матерью Мурзы колыбельную песенку:
В конце была приписка: «Не сердись, Мурза, на своего друга Карасева за то, что написал о ранении и сообщил адрес госпиталя. Темиргерей говорит, что этот русский Аркадий теперь для нашей семьи больше чем кунак».
VI
Выздоровление Эльмурзы шло успешно. Рана быстро затягивалась, и вскоре он был эвакуирован с батальоном выздоравливающих в Харьков.
С фронтов поступали невеселые вести. Наши войска, изматывая в оборонительных боях противника, отходили, оставляя города и населенные пункты. Гитлеровцы рвались к Москве.
Стараясь соблюдать все предписания врачей, Эльмурза жил надеждой поскорей вылечиться, возвратиться в родной полк, получить танк и бить ненавистного врага. Но его мечте не суждено было сбыться. После выздоровления он получил предписание явиться в другой танковый полк, который дислоцировался в Чугуеве. Спустя немного времени этот полк был переброшен в Саратов.
Доходили слухи, что где-то на Урале и в Сибири вступают в строй эвакуированные из центральных областей страны заводы, которые скоро, очень скоро начнут выпускать новую мощную технику. И слухи подтвердились. Полк получил несколько новых танков.
Эльмурза рвался на фронт. Писал рапорта, но безрезультатно. И только через три месяца на его просьбу откликнулось командование. Он был направлен в Саратовский формировочный пункт, куда ежедневно прибывали представители воинских частей почти всех родов войск. Только на танкистов спрос был мал, их почему-то стали забирать в пехоту и артиллерию.