— Я боюсь жить, мама…
— Это токсикоз, Женя. Пройдет.
— Я тебе говорю! Квартиру обещают!.. Так плохо, что у вас только двадцать девять недель! Когда еще такой шанс будет, эх!
Я что, уснула? Пока записывался стук сердечка моего внутреннего человечка, я уснула на кушетке? Клуша, курица…
Медсестра Война пришла отвязать от меня датчики. Одной рукой отвязывала, другой говорила по телефону.
— Да не верю я, что честно будет. Ну, сама, Лиза, подумай! Тут же сколько блатных покруче! Уже давно тую квартиру назначили кому-то из своих! Все, ноги вверх и лежи!
О чем она?
— Вставай, пойдем.
— Куда?
Война засмеялась, имея в виду что я глупа бесповоротно и место мне именно там, куда зовут.
— ТУДА! Да куда сама ломишься? Руку давай!
Очень брезгливо, но крепко ухватилась за мою ладонь и потянула, помогла встать.
— Спасибо.
— Иди, вон, переодевайся. Степановна тебе сейчас в отделение отведет. Откуда ж вас столько сегодня?
Потом она вышла, а в смотровую заглянула другая беременная, уже прошедшая опись.
— Можно? — спросила она, глядя на мой голый живот.
А просто переодеться негде. Не в коридоре же… Вот и переодеваюсь прямо тут.
— Да, конечно! — очень по-светски улыбнулась я. Что тут такого? Все в порядке. Стоим, пузатые, переодеваемся, беседуем.
Женщина улыбнулась моему животу и… погладила его.
— Все будет хорошо! Да? Поможешь мамочке?
Ладони у нее были холодные и приятные. Раньше, если бы кто-то решил погладить мой живот, а я уже не успевала увернуться, я бы его втянула, чтобы стал поплоще, но тут не втягивалось. И сама женщина вдруг показалась такой комфортной, что я бы и рада была, если б она еще какое-то время не убирала руки с моего пузевича.
— Он поможет! — доложила женщина, улыбаясь. — Он у вас хороший мальчик…
Это был какой-то космос, причем мне, запуганной и одинокой, очень нужный сейчас. Спасибо тебе, женщина! Человек, спасибо!
— Откуда вы знаете, что мальчик?
— Чувствую.
— А что значит — хороший? Можете подробнее? Учиться хорошо будет?
— Ну, радость принесет.
— А ямочки? Ямочки у него есть?
Но тут вернулась Война, отругала за то, что я устроила здесь стриптиз, а нужно было выйти в душевую, вот же прямо и дверь! Трудно, что ли, выйти и там переодеться? Но как-то вдруг ее слова перестали добивать до сознания. Как будто та, другая беременная, наплела вокруг меня защитное поле. Война бушевала, ругалась, сердито цепляла датчики на живот той, другой, а я переодевалась в холодной душевой, на буром кафеле… И мне было все равно, что кафель бурый и холодный. Я бросила под ноги свитер, встала на него босыми ногами. И мне было все равно, что свитер на полу. И ерунда, что наклониться вниз физически невозможно из-за живота и от этого носок приходится надевать, отставив ногу в сторону. Все ерунда, все пустое.
В приоткрытую дверь я видела ту, другую.
Она лежала на той же кушетке, и сердечко ее малыша вырисовывало на ленте аппарата веселые кривульки. Так хотелось с ней еще поговорить! Ведь она точно все знает про то, что ждет! Ведь знает же, раз такая спокойная! Ясновидящая ли, опытная — все равно! Пару добрых слов пусть вколет еще, и я пойду ТУДА.
— А вы в первый раз?
Она подняла голову — из-за горки живота вынырнули два глаза.
— Нет, я в четвертый.
Ну ни черта же себе!
— Скажите, а это больно?
Она не успела ответить — прилетела Война:
— Так! Где моя Ким? Что за люди пошли, я вообще не понимаю! Ким! Сколько тебя ждать! У меня десять человек в приемной, а я тут с тобой вошкаюсь! Степановна! Забирай ее и уводи, а то доведет меня до инфаркта!
Мой домашний короткий халат едва сходился. Он задрался впереди из-за пуза до опасной высоты — глянуть бы, да зеркала нет. В халате-бикини, в носках с помпончиками и в сверкающих тапках я вынырнула из кабинетов обратно в коридор приемного отделения.
И все ожидающие своей очереди беременные с мужьями уставились на меня.
Их путь в новую жизнь еще только начинался, а я уже прошла столько первых трудных сантиметров! Хотелось что-то сказать им всем. Двинуть дальше солнечный месседж той, другой беременной.
— Все будет хорошо! Все получится! — громко сообщила я.
Тишина. Смотрят.
— Правда!
Переглядываются с выражением «дурочка какая то, что ли?» И снова — на меня.