Я вышла к своим подружкам. Они уже все знали, собрали мою котомку, смотрели блестящими глазами.
— Все будет хорошо, — сказала Таня.
— Все будет отлично! — сказала Александра.
— Все будет зашибись! — сказала Милка.
— Я вернусь, — сказала я.
А они засмеялись:
— Нет, это мы догоним.
— Вы не поняли… я просто сюда вернусь. Когда-нибудь. Еще раз.
— А это — пожалуйста… Удачи, Женя…
Дед Мороз Анжелика Эмильевна вышла навстречу из палаты, увидела меня, все поняла.
— Вы, главное, настройтесь на хорошее! Слушайте врачей и ничего не бойтесь! А я к вам завтра забегу в послеродовый?
Я кивнула.
— С наступающим, Женя!
Я еще раз кивнула.
— И, Женя! — она догнала, наклонилась к моему уху, щекотнув бородой. — Я смотрела ваш список. Сделаем, что можем. А Светлана ваша Павлова, кстати, родила девочку. Хорошую, доношенную. И врачи, которые осматривали Светлану, сказали, что состояние хорошее. Окончательных результатов анализов пока нет, но все там будет хорошо, сегодня же Новый год!
Я поняла, что верю в Деда Мороза…
Фимочка хотела мне помочь, поддержать за локоть. Но я решила, что сама дойду. Хотелось самой.
Подошли к уже знакомому лифту.
— Мне совсем не страшно, Фимочка.
— А чего бояться счастья?
И я совершенно спокойно ступила в этот лифт из прошлого в будущее. Из суеты в бессмертие.
Мой оберег со мной. Во мне — Вселенная, знак бесконечности во мне. Я его разгадала, я знаю ответ на вечный вопрос: для чего я живу?
Я живу для тебя, мой хороший…
Я еду на наше первое свидание…
Нет более желанной встречи…
В приемном, в комнате передач, томились несколько мужчин с подарками. Пахло елкой и мандаринами. Новый год шагал по планете, но мужчины сидели смирно, ждали чего-то.
Появилась маленькая сухонькая старушка с каталкой, улыбнулась всеми морщинами:
— Так, красавцы, хорошие мои, разбираем обратные передачки! Десятая палата!
Снялись несколько мужчин, приняли пакеты с грязным, с пустыми бутылками, с прочитанными журналами. Отдали пакеты свежие, набитые подарками и йогуртами. Старушка каждый пакет тщательно подписала.
— Пятая палата!
Еще несколько мужчин подошли забрать старое, передать новое. В Новый год — со всем новым!
— Тринадцатая!
Встали трое: лысый, рыжий и в галстуке.
— У меня там жена с двойней, она выходить не может. Просила, чтоб я ей снега передал. Подождете минуту? — спросил лысый.
— Ну, а куда ж я денусь?
Мужчина, стесняясь такой просьбы, вышел. А старушка пока подписала его пакет: «Танечке, 13».
— Это Александре Перуновой, — второй, который рыжий, отдал свой пакетик.
Старушка кивнула, начала подписывать. А этот, который для Перуновой, все не уходил. Хотел, видно, посмотреть, как снег передавать будут.
А третий мужчина, который в галстуке, не знал, что ему делать.
Видный такой, нарядный.
— Извините… Мне надо Женю Ким увидеть.
— Так она рожает вот как раз.
— Рожает?
— А вы — папа?
— Да… Я… папа…
— Ну, вы езжайте пока, ей еще долго.
— Сколько еще?
— Ну, может, ночью и родит… Первый раз всегда долго.
— К ней можно?
— Ну… Сейчас уже нет… Вы в следующий раз пораньше приезжайте…
— Тогда я тут подожду…
Старушка внимательно посмотрела, улыбнулась.
— Ты, хороший мой, зайди в дверку-то по соседству. Там приемный покой. Спроси медсестричку Войну Грету Ромуальдовну, скажи, что ты муж Женечки Ким… Тебя как зовут?
— Иван… Иван Аистов…
— Вот, так и скажи… Женечку у нас весь роддом уважает, так что ты скажи, что хочешь в ординаторской подождать. А уже потом, как родит, тебя к ней проведут. Понял меня?
— Понял. Спасибо.
Убежал.
Старушка смотрела вслед, качала головой, улыбалась.
Вернулся тот, который со снегом. Принес в пластиковом стаканчике снега.
— Вот!
Старушка кивнула, подписала стаканчик…
Рыжий мужчина подошел ближе, протянул руку.
— Александр Перунов, газета «Доблесть», журналист.
Лысый пожал.
— Василий Степочкин, частный предприниматель, овощи.
— Я рождественскую полосу готовлю про доблесть в быту. Могу я про ваш снег написать?
— А чего в нем такого?
— Ну, так. Романтика.
— А, ну, можно. Мы, кстати, рожали первую дочку вместе. Вот это — доблесть.
— Рисковый вы.
— Можете написать, что я этих детей новорожденных видел буквально вот сразу, как они пришли. Мою Розиту и пацана одного, который одновременно с ней родился.