Горе Алекса было слишком велико, чтобы выставлять его напоказ, поэтому, заслышав голоса детей очередной школьной экскурсии, он торопливо поднялся наверх по крутой дорожке, обрамленной тропическими кустарниками и металлическими трубами, выкрашенными под бамбук. На вершине холма он наконец нашел подходящее уединенное место. Гленна, ухватившись за искусственную лиану, свисавшую с дерева, направилась в его сторону. Выглядела обезьяна здоровой и вполне довольной жизнью. Она снова уселась, на этот раз держа в руках морковку.
Внезапно обезьяна дернула головой и издала чмокающий звук.
Проследив за взглядом Гленны, Алекс тотчас увидел Дейзи — она подошла к ограждению и смотрела на обезьяну.
Казалось, сердце Алекса было готово выскочить из груди, горячая волна радости затопила все его существо. Впрочем, радость моментально испарилась, как только Алекс внимательно присмотрелся к жене. Даже отсюда, с расстояния в пятнадцать ярдов, было видно, что Дейзи не пользуется косметикой, волосы были небрежно заколоты сзади. Вид у нее был необычно грустный и отрешенный. Где та Дейзи, которая обожала возиться со своими духами и пудрами? Которая получала столько радости от абрикосового лосьона и малиновой губной помады? Которая готова была часами плескаться в душе и оставляла на двери ванной липкий слой лака для волос? У Алекса пересохло во рту — он впитывал в себя незнакомый образ жены. Да, это она — такая, какой он ее сделал. Сердце его сжалось от боли.
Дейзи, в глазах которой погасла любовь.
Подойдя ближе, Алекс заметил, что у жены ввалились щеки — она сильно похудела. Он посмотрел на ее талию, блузка навыпуск и темные широкие брюки скрывали фигуру. Алекса поразил страх.
Что, если она потеряла ребенка? Неужели так тяжело будет его наказание?
Дейзи, занятая безмолвным общением с гориллой, не заметила Алекса. Он обошел группу школьников и подошел к жене сзади.
— Дейзи, — тихо позвал он.
Она вздрогнула, оцепенела, потом медленно обернулась. Лицо ее еще больше побледнело, руки непроизвольно прижались к телу.
Казалось, она сейчас бросится бежать. Алекс шагнул к ней, чтобы остановить, но выражение глаз Дейзи заставило его застыть на месте. Такую пустоту в глазах он видел раньше, только когда смотрелся в зеркало.
— Нам надо поговорить. — Он в точности повторил слова, с которыми она так часто обращалась к нему А ее каменное лицо разве не было отражением его собственного лица?
Кто эта женщина? На лице ее не было более признаков былого воодушевления, к которому он так привык. Фиалковые глаза стали тусклыми и безжизненными. Неужели эти глаза когда-то могли плакать? В Дейзи что-то умерло — от этого открытия Алекс покрылся холодным потом. Неужели она потеряла ребенка? Нет, только не это. Господи, только не это!
— Нам не о чем говорить. — Она повернулась и зашагала прочь.
Не раздумывая больше ни секунды, Алекс догнал жену и схватил за руку.
— Отпусти меня.
Сколько раз она говорила эти слова, когда он тащил ее неведомо куда по цирковой площадке или выволакивал из кровати до восхода солнца. Но теперь в этих словах не было ни грана страсти — только безмерная усталость. Он вгляделся в ее бледное, отчужденное лицо. Что же я сделал с, тобой, моя любовь?
— Я просто хочу с тобой поговорить, — быстро произнес он, отводя ее в сторону от толпы.
Дейзи скользнула взглядом по его руке, все еще сжимавшей ее запястье.
— Если ты хочешь увезти меня отсюда, чтобы сделать аборт, то не трудись — ты опоздал.
Алексу хотелось задрать голову к небу и завыть по-собачьи.
Она потеряла ребенка, и виноват в этом он один!
Дейзи стряхнула его руку, и Алекс с трудом смог вымолвить несколько слов:
— Ты даже не представляешь себе, как я жалею об этом.
— О, это я как раз очень хорошо представляю. — В глазах ее появилось зловещее спокойствие. — Ты очень ясно выразил свои мысли.
— Ничего я не выразил. Я никогда не говорил тебе, что люблю тебя. Говорил вместо этого пакости, но я любил тебя. — Руки буквально горели от желания обнять Дейзи, но она сразу же воздвигла между ними невидимый барьер. — Все это позади, солнышко. Мы начнем заново. Я сделаю для тебя все, что смогу.
— Я должна идти, мне пора на работу.
Его слова падали в пустоту. Он говорил о своей любви, но не находил отклика в душе Дейзи. Сейчас она уйдет, и он никогда больше ее не увидит.
Решимость Алекса окрепла Он не может допустить, чтобы Дейзи ушла. Со своим горем он разберется позже, а пока надо сделать все, чтобы она осталась.
— Ты пойдешь со мной.
— Нет, не пойду. У меня теперь есть работа.
— Кроме этого, ты еще, Между прочим, состоишь в браке.
Ты замужняя женщина, Дейзи.
— У нас никогда не было настоящего брака.
— Но теперь он настоящий Мы с тобой произнесли клятву, Дейзи! Это священная клятва, и брак — настоящий.
— Зачем ты все это говоришь? Я же сказала, что делать аборт уже поздно. — У Дейзи задрожали губы.
Как ни сильна была его собственная боль, Алекс понимал, что она не идет ни в какое сравнение с горем жены.
— У нас будут другие дети, солнышко. Как только доктор скажет, что ты достаточно окрепла, мы попробуем еще раз.
— О чем ты говоришь?
— Я хотел ребенка не меньше, чем ты, но понял это только в ту ночь, когда ты ушла. Я знаю — это моя вина, что ты потеряла ребенка. Если бы я думал о тебе, этого бы никогда не случилось.
Дейзи нахмурилась.
— Я не потеряла ребенка. — Ничего не понимая, Алекс посмотрел на жену. — Я все еще беременна.
— Но ты же сама сказала, что делать аборт слишком поздно.